Саша.Глава вторая. Рассказы о войне.

...Через неделю Полина Ивановна не пришла. Запасов у хозяйки дома не было, да и не привыкла Саша быть нахлебницей, поэтому решилась сходить к себе домой, взять самое ценное. Вышла на рассвете, сразу после комендантского часа, старалась пробираться не людными улицами окраин, ближе к центру смешалась с народом, спешащим по своим делам.

Перемен было много. Появились на улица люди в вышитых украинских рубахах, с обвислыми усами, некоторые были отдалённо знакомы Шуре. По улицам носились иностранные машины, попался грузовик с очень чернявыми солдатами, они пели красивую песню на итальянском. На тумбы клеили объявления, листовки, плакаты - везде рябило от готического шрифта, орлов и свастик. Вывески на ателье и магазинах меняли на немецкие, эта круговерть сводила с ума своей недопустимостью, невозможностью! Александра свернула в свой переулок и вдруг увидала на соседской бельевой верёвке свою юбку. Сомнений не было - это её вещь! Отрез Максим привёз к дню рождения, иностранная, красивая ткань, шить было одно удовольствие. Прижавшись к стене, Саша осторожно выглянула из-за угла дома: "Так и есть! Сосед! Ворюга проклятый...". В её дворе стоял хромоногий сосед и размахивая палкой, что-то показывал вверху двум немцам. Дверь флигеля была открыта, жена соседа сновала между домами, тащила кастрюли, возбуждённо похохатывая, вытирала на ходу лицо углом сбившегося платка и грубо пинала путавшуюся под ногами Сашину кошку Катьку...

Шура резко подалась не глядя назад и воткнулась в объёмистый живот Розы Генриховны, заведующей рабочей столовой, где работала почти до самых родов.

- Александра, ты -то откуда взялась? Мы думали, уже где-нибудь в Ташкенте урюк грызёшь!, - пророкотала женщина, - хозяйничают у тебя...сама видишь! Пойдём ко мне, дело к тебе есть.
Прикрывая Шуру корпусом, Роза Генриховна втолкнула её на лестницу, галереей опоясывающую старый трёхэтажный дом, и только захлопнув за собой входную дверь, вновь затрубила басом:
- Наши все уехали, а я немка, мне ничего не будет! Вот и карточки дали, талоны в столовую...Арийцы, блядь!

Роза выругалась, достала папиросу из портсигара, смяла и жадно прикурила от  длинных спичек.
- Тут тебе девки на крестины собрали, мне передать велели..., - заведущая отодвинула кирпич сбоку голландки, достала тугую трубочку денег и отдала Саше.
- Спасибо...У меня дела совсем плохи...Хороший человек приютил, и то счастье! А так...
- Ты, это, Александра, на биржу не ходи пока...Есть возможность - таись! Не долго они тут задержатся, помяни моё слово! И в центр не ходи,  от греха подальше - девка молодая, красивая! Про Максимову родню знаешь? В комендатуре они, работнички...Тут таких не мало оказалось, недобитых...Украйну вiльну будують! Суки! Воли им не хватало...Вышиванки нацепили, Гитлера с Шевченко везде натыкали...Самостийники...

Роза Генриховна достала полотняную сумку, насыпала в неё муки и завязав, отдала Саше:
- Ну, чем смогла - помогла. С Богом! Тю...Дура я ...А родила-то кого? Мы спорили, что у тебя девка родится, а с третьей столовой говорили - пацан! Давай, рассказывай!
- Дочь. Тонечкой назвала. Месяца ещё нет.
- Ну, Храни вас Бог! Ты там, осторожно иди, оглядывайся..., - Роза Генриховна поцеловала Сашу в макушку и выглянув первой за дверь, махнула рукой подзывая:
- Выходи, чисто пока.

Александра не чувствуя ног под собой, добралась к домику на Нижней Вергунке, зачерпнув кружкой воду из ведра, стала жадно пить, потом достала из-за пазухи деньги, половину отдала хозяйке тёте Лиде. Тонечка заворочалась, услышав мать, сморщила личико, но заплакать не успела и жадно принялась сосать разбухшую грудь. Маленькие ручки скользили по коже крыльями бабочки, мутные синие глазёнки сосредоточенно смотрели куда-то вдаль и Саше на минуту показалось, что всё действительно скоро закончится, вернётся Максим и они всей семьёй будут гулять по воскресеньям в саду, возле озера...