Тебе

После дневной суеты наступает моё время. Луна светит в окно - у меня нет штор, только деревья и цветы на огромном подоконнике,  маленькие джунгли, постоянно кто-нибудь из них цветёт и благоухает, заполняя комнату. Уводит в мечтания и как на потрескавшемся старом экране я вижу своё кино, между реальностью и фантазией, а может просто возможной реальностью...Не знаю. Но я очень люблю это время суток больше принадлежащее подсознанию и поэтому все мои сны вещие. И цветные...
Второй год не увидеть, не прикоснуться. Но я научилась осязать твой голос. Закрыв глаза глажусь о него, как о твою руку, нет ничего реальней у меня - чем эта иллюзия!
Я навсегда осталась в том невозможно роскошном мае, когда мы...Я не хочу назвать это "познакомились"! Мы врезались друг в друга на полном бегу, как бывает считанные разы в жизни, когда и говорить ни о чём не нужно и сразу родные, и сердце останавливается, и уже одно дыхание на двоих...Время тогда замерло и моя дальнейшая жизнь просто стала служением моей любви.
...Иногда под вечер, вдруг набредаешь на дивную поляну с девственно не примятой травой, лафитно переливающейся под тяжёлым закатным солнцем, а вокруг лес и дивно он манит тебя, и зовёт, но там - неизвестность, а здесь тёплая и мягкая трава...Ты остаёшься, лежишь - глаза к небу и счастлив вполне! Но та мысль, что мог бы не побояться и войти, из скользяшей вдруг вырастает в почти знание: нужно тебе было именно туда! Да только поздно. Чёрная недружелюбная стена вокруг, нет щебетания птиц и только гудит ветер.
Когда ты ушёл в армию, я как городская блаженная, всегда носила в своей сумке милые романтические вещицы, письма, лепестки подаренных тобой цветов, фотографии. Ходила с полуулыбкой, вся в себе, а вечером рисовала на карте твои маршруты,водила пальцем по ним, загадочный остров Медведь в Новгородских лесах, озёра, вот я на берегу, у лодки, вода неподвижная, свинцово-тяжёлая. Потом Чирчик, название-воробушек. Город пыльный и жаркий, женщины в платьях-северных сияниях, грустные ослики. Потом Байрам-Али...Я  недавно нашла фотографии и города, и твоей части, и того маленького заборчика, через который вдруг перепрыгнула огромная собака и погналась за тобой.
Маленькая  девочка, засыпала со всем своим богатством под подушкой, обречённая в своей неожиданной любви и неизбежной разлуке. День был неважен совершенно! Мои воспоминания о тебе- ночь. Темные деревья, тени, свет от фонарей… Весь мир сжимался до очерченного нами круга. Ты и я. Никогда у меня больше не было таких странных отношений. На разрыв аорты. Иногда казалось, что у меня день и ночь поменялись местами. Я быстро проживала свой день, суматошно сжигала его, наполняла до краев людьми и событиями и ждала ночи. Тёмный Город был нашей бесконечной Вселенной. Мы бродили по старым улицам, спорили до ссоры, мирились поцелуями и больше всего на свете я боялась потерять тебя. И знала неизбежность потери - любовь никогда не бывает счастливой...Никогда!За несколько минут до твоего прихода меня бил озноб. Я чувствовала время, я слышала шаги, которых еще не было и мне хотелось убежать.

 Огромный и неуютный вокзал, я ждала тебя слева от входа. Сидела замерев, всё решив заранее, вглядываясь в толпу. Ты появился  чужой и  родной одновременно. Уезжал мальчик, вернулся мужчина, с бравыми усами, похожий на актёра Михайлова. Мы молча, просто с немыслимой скоростью пронеслись через два проспекта и уже после всего не могли понять - как могло пройти только сорок минут? Но это был маленький дар от времени, после оно полетело с сумасшедшей скоростью, приближая неизбежность расставания. Наши тела были мудрей нас. Они вбивались друг в друга, переходя все мыслимые границы слияния, не страстью, а какой-то предназначенной свыше близостью! Утром мы прощались. Перед выходом на улицу твои глаза были полны слёз и ты твердил как заведённый: "Оставь мне что-нибудь от себя!". И мы как безумные, кроша ногти отламывали маленькое зеркальце с флакона духов и ты положил его в карман...
Больше двадцати лет...Я приняла свою однолюбость, как дар свыше. Пусть так... Ты был в моей жизни! А может ещё и будешь.

Пашка

Пашкой я познакомилась в универе, летом после четвёртого курса. Все нарушители порядка и С смутьяны получили по две недели штрафных работ на благо заведения. Большинство предпочло отработать в августе, после сессии все устали и просто физически не могли находиться в стенах альма-матер, но у меня на август были планы, меня впервые отпускали с подругой на море.

За что Павел заслужил “губу”, мне не ведомо, особенность слушать и не задавать лишних вопросов у меня врождённая, я же попалась на неоднократном целовании в несанкционированных для поцелуев местах, а если честно, то за отказ одному очаровательному местному Казанове, баловню судьбы на “восьмёрке”, холостяку в вельветовом пиджаке с кожанными заплатками и тёртых джинсах, правда - кандидату с перспективой на доктора.

Определили нас отбывать наказание в одном из многочисленных общежитий, мыть окна. Точнее - много окон! Огромных, дореволюционных, с не открывающимися внутренними рамами. Это была настоящая оконная камасутра! Мы изловчались в немыслимых позах для доступа к дальним уголкам, привлекая разные предметы быта, были как два грязных и мокрых чёрта, готовых в любую секунду расколотить ненавистные окна шаткими стульями.

Однажды моего напарника прямо с утреца забрала крутая тётушка на подержанной Тойоте, которые тогда “имели не все, кто их имел”, как говорит один выдающийся философ-златоуст.

Окна я стала мыть по собственной технологии, как моряк палубу: Вначале ведро мыльной воды, потом - пару чистой, получалось вполне чисто и я быстренько справилась с целым этажом, заодно и вымыв полы.

Пашка появился после обеда, офигевший, прибалдевший и вообще немного не в себе. В руке он держал два маленьких хорошеньких бананчика, которые принёс мне. Так я получила самое необычное предложение руки без сердца…

А история получилась такая: парнишку пригласили в “богхатый” дом переставить мебель.Безусловно, эти люди были не лишены эстетического чутья, пригласить для такой работы именно студента университета, а не обычного грузчика из мебельного магазина, могли только интеллектуалы в пятом поколении, хотя возможно и жлобы обыкновенные - любители дармовой рабочей силы. За каторжный труд под визги нервной блонди, Пашке выдали два банана и милостиво отвезли, где взяли…Парень сомнамбулой прошёл по длинному коридору и медленно сел на подоконник. Жестом пригласил меня сесть рядом и голосом протестантского пастора начал:

- Я сегодня принял решение: мы должны пожениться!

- С тобой точно, только фруктами расплатились? Может белая госпожа ребёнку огненной воды налила? - спросила я.

- Ты просто не представляешь, как они живут! У них есть всё! Когда она открыла холодильник...Я такого даже в кино не видел!

- Ну и сделал бы тётке предложение, я-то при чём? У меня холодильника нет! У меня даже денег на один банан нет…

- Тётка старая и у неё муж есть, а ты перспективная. На таких женятся будущие миллионеры.

- ???!

- Я буду богатым! Очень богатым! У нас тоже будет всё! Ты даже представить себе не можешь, сколько денег будет у нас!

- А зачем тебе деньги спросила я?

- Деньги - это всё! Это - бог! Это - жизнь! Это - всемогущество! Это - счастье!

Павел брызгал слюнями, задыхался, краснел...До сих пор я подозреваю, что он даже кончил от перевозбуждения...До последней его фразы я посмеивалась, ёрничала, а потом просто развернулась и ушла. Но напоследок всё же ударила ниже пояса;

- Ты всегда будешь нищим, Паша. Когда чего-то так алчешь, никогда не получишь...Даже купаясь в золотом бассейне - ты будешь нищим и несчастным идиотом.

Я знаю, что свою программу Павел выполнил. Он очень богат. И он - мой враг сегодня, да впрочем и тогда другом не был. Его сытая морда мелькает иногда в новостях. Война делает его богаче с каждым днём. Он один из тех, кто дожирает остатки моей страны и аппетит его только разгорается. Золотой бассейн теперь наполнен кровью...Тогда я ошиблась. Молода была, не опытна - он не нищий идиот, эта роль отведена безголовому стаду, которое всегда будут готовы наполнить кровью своих детей сатанинские жертвенники. Он - убийца в белых перчатках. Циничный и холодный. Слуга Смерти…

Они росли среди нас, мы сидели с ними за одной партой, пиликали в школьных оркестрах, играли в футбол...А надо было бы тогда сцепить пальцы на их шеях до хруста! Только кто знал - кто есть кто, среди нас...А если бы и знали, всё равно пожалели. Мы - другие...

Жан

Тебе приснился сон, странный, то ли из несуществующего будущего или не бывшего прошлого. Я стояла во дворе дома твоей бабушки с тремя маленькими детьми, там где я никогда не была и уже никогда не буду. Мы все были в этом сне как сошедшие со старых фотографий, такие получаются из мгновенных полароидных снимков, долго пролежавших в альбоме, особая нежность и тонкость лиц, цвета теряют ярмарочную яркость и проявляются благородной глубиной. Когда ты рассказываешь мне сны или истории, я завороженная твоим голосом и мыслями, уношусь за ними, перемещаюсь легко во времени и становлюсь призрачным очевидцем твоей жизни.

Украинская добротная мазанка, каменная дорожка, ставни и рамы наружу, сирень. Я почти вдыхаю её запах, вижу полоску солнца на полу, тёплую, крадущуюся рыжим котёнком за твоими босыми ногами. Но вот полоска заметалась, испуганно метнулась к двери и весёлая собачья морда оттолкнув створку ставни показалась в окне. Собаку звали Жан. Ирландский сеттер с шальными глазами и шоколадным носом. Молодой, резвый, обычный охотничий пёс. Как он попал к соседям ты не знал, но к собаке они были равнодушны и вы с ним постепенно подружились. Такой же быстрый, как ты, охочий до дальних прогулок, Жан стал верным спутником твоих походов. Ныряя в росистый луг летним утром, он бежал впереди, иногда оглядываясь, и его весёлая мордашка казалась смеющейся. Радость жизни переполняла тебя и казалось это будет продолжаться вечно - летние дни, пахнущие сиренью ночи, прохладная дорожка и мокрый нос Жана в ладонях. Счастье безусловной любви...Ты нужен, потому что - нужен! Только ты. Почти божество. ...Двадцать лет спустя ты расскажешь мне эту историю. Я буду за полтысячи километров от тебя и твой голос чуть-чуть дрогнет. И не воспоминания будут этому виной, а осознание, что ничего не прошло. Каждое утро Жан появлялся в распахнутом окне, клал свою смеющуюся мордуленцию на подоконник и вопросительно смотрел на тебя спящего. Поскуливал, повизгивал, перебирал широкими лапами, царапал раму и ждал. Ты и не понял, как приручил его… Пёс уже не мыслил свою жизнь без тебя, обожание, нежность, преданность без меры - эти бесценные дары свалились на твою голову в своём бескорыстии! Но лето окончилось. Нужно было уезжать в город. Пса привязали. Ты ушёл на автобусную остановку. Уехал. Жан сорвался с ветхой привязи и долго бежал по пыльному просёлку, пока не потерял автобус из вида. Пёс вернулся вечером, лёг на каменную дорожку под ставнями, сосед унёс собаку домой, но Жан вернулся и опять лёг...На собаку махнули рукой, иногда бабушка приносила ему новую еду, забирая облепленную мухами старую. Через неделю он умер. ...Ты иногда вспоминал его, представлял как забираешь в Город, идёшь выбирать ошейник, берёшь с собой на охоту...Вы бежите по осеннему лесу ломая ветки, падаете в сухую опавшую хвою, барахтаетесь, пёс пытается лизнуть тебя в губы, ты шутя отталкиваешь его...И даже не замечаешь, как улыбаешься, почти смеёшься от невероятного счастья! И меня ты помнил. И тоже мечтал. В твоих мечтах рождались наши дети, мы строили дом, садили деревья. А как мы любили море! Прохладными сентябрьскими ночами сидели бок о бок на камнях и пили кофе из крышечки термоса... Я не мечтала. Ни о чём. Я просто умирала тогда, прижавшись лбом к холодному стеклу, уезжая от тебя. Потом жгла письма, сдирала с тела твои поцелуи вместе с кожей, стояла над текущей водой и беззвучно орала! И заперла свою память в кладовочку. И ключик выбросила. И почти научилась жить... Мы год вместе. Спустя двадцать лет. Ты - хороший! Очень хороший! Но…Моя любовь похоронена за селом, на продуваемом ветрами пригорке и согревает шоколадный мокрый нос зимними ночами. Им хорошо вдвоём...Не страшно.