Мы - здесь! Заходите!

http://yazhizn.ru/

Случайная неслучайность.

- Расскажи о себе.
- Дождь...Просто вечный дождь!
- Ты не хочешь - о себе?
- Не знаю...Попробую. Я привыкла общаться письмами, мне так легче.
- Чем?
- Я вижу слова, начинаю строить из них предложения, они прорастают мыслью, наполняются силой. Как здание...Или - как музыка! А может - картина.
- А просто произнесённые - они слишком легковесны?
- Нет, что ты! Их просто жаль. Что-то вроде скупости. Они улетают и тают в бесконечности, а я не хочу их отпускать, хочу перебирать, нанизывать на нить разговора, любоваться всегда.
- Я никогда не думал о этом...Хотя...Иногда хочется увидеть сказанное ещё раз, насладиться гармонией - может случайной, а может и нет.
- Именно так! Слово должно оставаться! Как сосуд вложенной в него мысли.
- А если мысль пустяковая?
- Не бывает пустяковых мыслей! Просто не понята глубина.
- Даже у простых, бытовых мыслей?
- Даже у простых! Ничего не происходит случайно! Замысел узора есть у Творца и мы только можем догадываться о нём, но не должны пренебрегать малым, ибо темны в своём незнании.
- Но тогда выходит, нет смысла - ибо не ведаем, что творим?
- Есть! Как бы тебе сказать...Вот мать: растит дитя, учит только хорошему, честная женщина, но...
- Вопреки её воспитанию, он вырастает аморальным, безнравственным...
- Не обязательно. Он может быть честнейшим человеком, но запрограмированным на неудачу. Просто когда-то брошенное злое слово опалило его судьбу, а мать не придала этому значение, не выправила.
- Я знаю это! Именно так - не выправила! Со мной такая история...Может исток отсюда? Не знаю...Я расскажу тебе. Мне было около года, я был прекрасным младенцем, просто неописуемой красоты. Мать гуляла со мной на руках по побережью, вдруг появились несколько немолодых англичанок, стали восхищаться мной, хвалить, кто-то сказал: "This beautiful girl!", - мама возразила, что это мальчик, и одна старая ворона прокаркала: "Throw the boy into the sea! Boys do not need!", понимаешь - мальчика выбрось в море! Мама ничего не ответила ей, не возразила...Она мне часто рассказывала эту историю, возмущалась, придумывала всё новые варианты ответов...Но ведь тогда - промолчала!
- Ты чувствуешь себя ненужным?
- Да. Практически всегда. Ущербным, ненужным, инородным! Хорошо, хоть в женское платье не ряжусь, а то вполне мог бы...Но не в этом суть. Мама в двенадцать лет меня бросила. Родилась сестра - и всё! Девочка! А я жил в каких-то гостиницах, у тёток, у её подруг...Лет с тринадцати стал спать с одной из них, дальше вообще одни глупости творил!
- Ты не простил её?
- Да я и не винил её! Оленёнком Бэмби смотрел на светящиеся за шторами окна, следил, как она гуляет с сестрой и отчимом...Если бы сестра была его дочь, не было бы так обидно! Но у нас один! Понимаешь, один отец! Но её - не винил. Никогда. Скажешь - всё в твоих руках! Нет...Ушёл мой поезд. Я - как и не живу...Утонул в море...
- Может, выплыл?
- Нет. У меня кроме равнодушия  ничего и не осталось. Ни совести, ни чести...Я и убить могу, походя...
- Не можешь! Ты - другой!
- Могу. А тебе дорого обошлась твоя ошибка...Говоришь, случайностей не бывает? Ну-ну...Дал бы совет - не приводить домой случайных людей...Да теперь он тебе без надобности, глупышка...

Импровизация

начать влюбляться? я почти готова...
нет, не больно...немного скучаю,
проходи, тебе холодного чаю?
вот печенье, мы с ним покупали коробку,
в кондитерской, потом составляли слово
загаданное случайно,
мне выпала нежность, ему скука...
потом преданность, потом - разлука...
случайно из газеты выбирали
вот невзначай и наколдовали...
боже, какой я была глупой!
сядь рядом со мной, улыбнись...
может обнимешь?
начало всегда такое,
не знаешь, куда деть руки...
но губы подскажут,  начнём влюбляться...
свиданья, объятья - зачем расставаться?
ты ведь не будешь зевать от скуки?
мы счастливы будем! возможно...
 но ты касаешься руки так осторожно,
ты не уверен...я вижу, да и сама я не верю!
стою лбом уткнувшись в закрытые двери...
прощай! уходи...мне рано, а может и поздно,
и не пережить новой потери!
и никак не отойти от боли...
всё было серьёзно! настолько - серьёзно...
но завтра, возможно...нет! лгу я безбожно!
ты лучше иди, остановиться успели,
как вовремя...

Разрешение на выезд

- Кто там? Не заперто! У нас скрывать нечего! Мы для народу завсегда открыты! , - дурашливо завопила Женя пьяным голосом, - муженёк мой! Славуля!  К заблудшей овечке пришёл? Проповеди свои читать? Только папашку выгнала, вы с ним - два сапога пара! Ну-да-ки!

- Ты сама назначила на сегодня. Времени больше нет, подпиши разрешение, пожалуйста, прошу тебя, для Аньки - подпиши!

- У Париж доченька ехать пожелала! Суп из лягушек жрать! Да ели мы ваших жаб и устрицами шампуньку закусывали...А выкуси-ка! Не подпишу! Хоть в ногах валяйся, не подпишу! Пусть песни свои дома поёт, в ванной! Певица! Мать предала, ни разу не приехала...А я, может глаза все выплакала, после суда! "С папой хочу остаться" - при живой матери? Ночей не досыпала, грудью своей кормила, смотри как сиськи испортила, как трахаться теперь, с такими сиськами?

- Ты же знаешь, они только на три дня едут. Спонсор всё оплатил, фестиваль детский хоровой...Она так мечтала...Женя, всем святым прошу - подпиши! Я тут денег насобирал немного,  больше не получается, Анька слепнет, всё на клинику улетает...Вот, возьми, тут почти десять тысяч, подпиши! Нет времени...Анька так ждёт!

- Сейчас! Разогналась! Хер тебе собачий, а не подпись!, - пьяная женщина развалилась на ободранном кресле, закинула ногу за ногу и прищурившись закурила.
Одобряюще гомонящие во время разговора собутыльники, смотрели жадными глазами на деньги, как бы невзначай подходили к подруге, что-то нашёптывали ей на ухо. Женька картинно выпускала белые кольца дыма, откинув назад голову с сальной каштановой гривкой, потом резко наклонилась вперёд и оперевшись на широко расставленные  колени отчётливо произнесла:
- Пятнадцать. За меньше - не подпишу.
- Хорошо, это всё, больше у меня нет, - Славик выгреб из карманов последние полтинники и десятки, положил на стол и виновато улыбнулся, - тут двести рублей не хватает...Я завезу! Ты же знаешь, не обману...
- Прощаю! Аньке конфет купишь!

...Славик быстро выбежал из подъезда. Потом резко остановился, потёр ладонями   щёки, и обернувшись посмотрел на огромные окна прямо над аркой. Пыльные, давно не мытые стёкла...Пятнадцать лет назад они как-то мыли окна вместе. Славик держал хохочущую Женьку за ноги, пока она высунувшись мыла верхний оконный переплёт снаружи. Славик цапнул её за пятку, девушка дёрнулась, выронила тряпку прямо на голову солидному дядьке в чёрном костюме, Славка утащил её  в комнату, стал целовать, как сумасшедший...Он был уверен, что с этого дня началась их Анька, маленькая слепуха, болезненная, хрупкая - как тепличный тюльпан.
- Дура ты, Женька...Дура...

Слава подошёл к машине, сел и положив руки на руль сказал:
- Подписала.
- Сколько ей дал?, - нахмурившись спросила Аня.
- Ты что? Нисколько, конечно! Даром! Она же любит тебя, ты не сомневайся, очень любит! Просто болеет...
- Папка...Я никогда не брошу тебя! Ты мой мапа...Или пама! Короче - люблю я тебя, папка! Аж в носу защипало...Теперь тушь потечёт!

Диалог. Поход.

- Правда?! А надолго?
- Ну, дня на три, точно.
- Это чудесно! Но...Ты когда-нибудь ходил в такие походы?
- А что там - ходить? Навигатор, запасные аккумуляторы, компас, наконец! Да и наши леса...Идиотом нужно быть, чтобы потеряться.
- Мне немного страшно...
- Cо мной?! Ага! Вот, как ты будущему мужу веришь?! А поди-ка сюда, жонка, учить тебя буду! Не вырвешься! Лет эдак на пятьдесят в плен попала!
- Ну пусти! Ну не щекочи! Ой! Умру сейчас! С кем золотую свадьбу праздновать будешь?
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
- Мы были уже здесь...
- Не говори ерунду!
- Да точно, были! Вот, смотри, салфетки в крови! Вот! У меня кровь из носу здесь пошла, когда ты меня веткой хлестнул!
- Хлестнул?!
- Ну, нечаянно, нечаянно задел! Я не обвиняю тебя ни в чём.
- Кто бы меня обвинял?! Ты почему маленький рюкзак не взяла?
- Я...думала ты возьмёшь...Там все приборы твои, какие-то батарейки...
- Батарейки?! Да там - всё! Понимаешь - всё! Мы теперь глухие и слепые!
- Прости меня...
- Ладно, ты меня извини, прорвёмся. Иди ко мне. Ну-ну! Не дуйся! Сорвался...За тебя же переживаю. Ладно, забыли. Я люблю тебя.
- Я тоже тебя люблю...
- А что так неуверенно?
- Я люблю тебя!
- Вот-вот! Без всяких там "тоже". Давай, отдыхай. Потом палатку поставим. Ночевать здесь будем, ручей рядом, кусты сухие. Всё, что надо есть - не пропадём.
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
-Я не могу идти...Совсем не могу...
- Ну,что с тобой?
- Меня какая-то дрянь укусила ночью в ногу. Распухла... Вот, растёрла ботинком до крови...
- Почему молчала?
- Ты бы кричал на меня...
- А сейчас? Что - сейчас? По головке гладить буду?! Показывай, давай, живее, скоро вечер, а мы чёрт знает куда попали. На болоте спать хочешь?
- Вот, смотри...
- О...еть! Ты хоть понимаешь, что натворила?! Где аптечка?
- Я не знаю...Я думала, ты возьмёшь...
- Я?! Это я бабским делами заниматься должен?!
- Я только еду брала...Кстати, это пока единственное, что у нас есть.
- Ты упрекаешь меня?! Ты считаешь меня никчемным идиотом?! Вот уж не ожидал...
- Это ты сам сказал, между прочим! Нечего на здоровую голову валить. Со своими комплексами лучше разберись!
- Да уж не попрошу помощи, тем более твоей.
- А как идти будешь? Без меня?
- Поползу.
-Ну давай...Дело твоё.
- Ой!
- Что?
- Отстань!
- Да иди ты на фиг, не брыкайся...На левое плечо обопрись. На сухое выбраться надо.
- Ты прости меня...
- Проехали!
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
- Сдохнем тут...
- Сдохнем...
- Ты иди... Просто место запомни, я тут останусь. Мы оба не выберемся...
- Значит, оба и сдохнем.
- Я не хочу, чтобы ты умирал!
- А чего это ты меня хоронить собралась? Не отвяжешься, барышня! Давай, карета подана, будем идти.
- Не обижайся на меня, если что...
- Дура!
- Я люблю тебя...Только сейчас поняла, как люблю!
- Взаимно, бэйба! Ну, поехали! Выберемся! Попой чую, выползем.

Диалог. Встреча.

- Ты вспоминал обо мне?
- Не знаю, как сказать...Ты всегда была во внутренних диалогах. Если я и хотел, что-то рассказать, то тебе. Тебе - первой. А ты, ты - вспоминала меня?
- Я тоже не знаю...Просто не забывала, как-то фоном шло.
- Двадцать лет?
- Неужели, так много? И диалоги - двадцать лет?
- Наверное...
- Ты помнишь, почему мы расстались?
- Мы и не расставались. Были в разных комнатах очень большого дома. Даже не могу объяснить. Просто однажды развернулись друг к другу спинами и пошли...Только Земля круглая!
- Это ты - пошёл...
- Хех...Двадцать лет шли! Предопределено всё было.
- У тебя много было женщин?
- Много, я не считал. И зачем? Не особая это радость - просыпаться с случайным человеком в одной постели. А у тебя?
- Ты - единственный.
- Но у тебя же есть дети? Ты была замужем...
- Ты - единственный! Других не помню, значит и не было их.
- Ты много кофе пьёшь...
- Третья чашка. Разминка.
- Странно мы встретились...
- И странно разговариваем. Сразу очень серьёзно. Почему ты не спрашиваешь то, что все?
- Я всё про тебя знаю.
- Самоуверен, батенька...
- Ничуть! Я - всё знаю о тебе.
- И что же? Что, расскажи, может я сама этого не ведаю!
- Ты не разлюбила меня.
- Я...
- Помолчи, я сейчас говорю. Ты всегда ждала меня и даже была уверена что...
- Ты ошибаешься!
- Нет, я тоже верил и ждал. Случайности, стечения обстоятельств, чёртовой удачи, наконец! Ждал, ждал, ждал! Сидел на одном месте, как идиот, в оцепенении - и ждал! Это была западня, но я не хотел покидать её. Я вообще, никогда не хотел свободы от тебя. Ты и была моя самая настоящая свобода! Мне нужно было подбирать слова, прихорашивать мысли, входить в принятую систему. А ты просто понимала мою суть и принимала со всеми глупостями и странностями.
- Их не было...
- Чего - не было?
- Странностей. Был ты. Просто - ТЫ! Такой как есть, без сравнений и оценок.
- Двадцать лет нужно было, чтобы объясниться...
- Но ведь успели!
- Да...Могли бы не встретиться. Вообще. Ты как сейчас, свободна?
- Да, пару часов есть.
- Ты не поняла...Я о вообще...
- И да, и нет. Cложно всё. Внешне вполне...Но...В каждой избушке свои погремушки!
- Я один.
- ...
- Ты почему молчишь?
- Нет у меня не обидных ответов. Нет!
- Ну, давай, обидные!
- Хорошо...Сам попросил. Я собрала себя по кусочкам. Это моя жизнь! Плохая, хорошая, но без тебя! Я больше не смогу так выживать. Сил уже нет тех...
- Я думал, ты легко ушла...
- Нет, это ты - ушёл, насвистывая. А я...Смотри...
- Зачем?!
- Просто, не могла жить. Случайно выжила. Случайно жила...Не хочу! Ничего мне больше не надо! Ни любви, ни радости! Только - спокойствие. Белое безмолвие...
- Может, ты и права...Только не отступлюсь я теперь. Не уйду. Не верю я тебе просто! Не может всё так окончиться!
- Воля твоя. Прости, мне пора.
- Дай мне номер телефона!
- Зачем? Ты же всё и так обо мне знаешь! Пока.
- Ты не сказала "прощай"!
- Ты услышал то, что хотел услышать.

Я буду ждать!

- Лиля! Подожди!, - женщина остановилась. Не оборачиваясь назад  замерла, услышав родной и любимый голос.
- Мне поговорить с тобой нужно, очень нужно!
...Год назад именно так и начался их разговор с Андреем. Он ждал её под подъездом, не входил в дом, где жили они почти четверть века. Стоял с дорожной сумкой, виновато улыбался.
- Лиля, зачем я тебе такой? Живу у чёрта на куличках...Дети вот скоро вырастут, ты в центре, в квартире шикарной...Пальцами щёлкнешь, такие мужики набегут! Ты же красавица!, -  Андрей говорил чудовищные слова, она не могла понять: "Зачем?", стояла истуканом, таращила глаза, тоже стала улыбаться: "Это просто шутка! Он глупо шутит, наверное", но Андрей взял её под руку и повёл к скамейке в маленьком сквере.
- Понимаешь, я влюбился, ей только восемнадцать...Она беременна, я не могу девочку предать, это такой удар для неё будет!
- А нас предать...Это - ничего такого? Для нас - не удар?!
- Ну, ты постарше будешь...Ты вообще - сильная, да и дети подросли. Почти подросли.
- Да, Антошке только три года...Выросли.
- Ну не могу я бросить её! Там родня набежала вся...Ей не совсем восемнадцать...Через полгода будет...Ну, ты понимаешь.

...Два года назад аэродром, где служил Андрей закрыли. До пенсии только три года, решили  - он в Харьковскую область поедет, дослужит, а семья его в обжитом месте ждать будет. Дождались...
- Лиль, она, правда, очень взросло выглядит! Мне сказала, что ей двадцать. Я ничего такого и не думал, просто с Петькой днюху в сауне праздновали, он и позвал девчонок, подружек своей девушки. Выпили, девки сами льнут...Ну потом тоже не много встречались. А тут: "Я беременна и мне семнадцать"! Да нашей Машке восемнадцать! Я бы никогда...Так получилось!
- Мне нужно подумать...Иди, детьми займись, Машке скоро на фитнесс, подмени её. Я просто погуляю. Извини, я пойду.

...Лиля быстро вышла из сквера, быстро пошла в сторону гаражей, там нашла широкую щель между двумя гаражами, забилась туда, села прямо на битые кирпичи и закрывая рот кулаками, завыла. Она кусала руки, раскачивалась взад-вперёд, казалось, что вот прямо здесь умереть - лучший выход! Потом полились слёзы, боль из острой стала тянущей, тупой, невыплакиваемой...Так и сидела. Когда стемнело, вышла, очистила от пыли пальто, пошла куда глаза глядят. А глаза видели те маленькие их воспоминания, ещё вчера - на двоих...Она подходила к сокровенным местам, гладила стены, вспоминала поцелуи до утра, смотрела на мраморные памятники, вспоминала свидания, как ели один на двоих засохший бублик, смеялись, потом не могли унять икоту, просили у прохожих копеечку на газировку...Это было бесценно! Больше всех сокровищ мира...Лиля любила мужа, потом - детей...Именно в такой, единственно верной иерархии! Теперь...Ни-че-го!

...Андрей, видя синие весенние сумерки, не знал, что и думать. Уже и Маша вернулась, заперлась в комнате с телефоном...Малышей спать уложил. Пытался читать, смотреть телевизор, курил на балконе одну за одной...И вглядывался, вслушивался, просто растекался мыслями по всем её маршрутам. Гнал страшные мысли от себя, но только сильней душа болела: " Господи! Какой же я дурак! Как я от них уйду? Зачем? К кому? К чужой девке..."
Раздался звонок в дверь. Андрей просто побежал сломя голову открывать. На пороге стояла Лиля. Бледная, но очень внешне спокойная. Она прошла на кухню, села, и опустив голову начала говорить.

- Я много думала. Наверное, в случившемся и моя вина есть. Но, что произошло - то произошло...Я отпускаю тебя. Детям плохого слова не скажу, пока будем делать вид, что ты дольше останешься служить. Очень хочу, чтобы она дала тебе то счастье, которое не могла дать я, - потом встала, посмотрела Андрею в глаза, совершенно невероятным, в своей обречённой решительности взглядом, и сказала:

- Я люблю тебя больше жизни. Знай, здесь тебя всегда будут ждать. Сюда ты всегда можешь вернуться. Ведь я - не разлюбила тебя! И не разлюблю.
Потом Лиля прошла в прихожую, сняла пальто, закрылась в ванной комнате и включила воду. Женщина стояла под душем, плакала, откуда только слёзы брались! Потом прошла в спальню и свернувшись калачиком почти до утра смотрела в окно.

Утром Андрея уже не было. Лиля отправила маленьких в садик, Машу в институт, потом подошла к газетному киоску, полезла за мелочью в карман и вытащила оттуда листок бумаги, только два слова там было написано: " Я вернусь!". Лиля улыбнулась, почему-то сразу поверила, на душе посветлело и посмотрев в небо тихо ответила: "Я буду ждать".

Автор картины Андрэ Кон.

Диалог. О невыносимой лёгкости бытия.

- Я переночую у тебя?
- Поссорился?
- Нет. Ушёл, совсем ушёл...
- Ты оставил ей квартиру?
- Нет. Я просто хочу, чтобы она собрала свои вещи без меня.
- Она хороший человек...
- Чем? Вечно сложности с ней! Надоело. Я хочу праздника, лёгкости, счастья, если угодно. А с ней...
- Что с ней?
- Она не достаточно хороша для меня.
- Ищи своё счастье...Только я бы не там искал.
- И где, по твоему, счастье?
- В нас самих. Ты получаешь от жизни некий конструктор. Вначале очень сложно, конечно   учат...Но не тому и не так! Их ведь тоже никто не учил, наших учителей. Разрозненные мысли, воспоминания о прошлых жизнях, фантазии, даже - догмы...Из этого должна выстроиться твоя жизнь. Но  только ты - строитель! И архитектор, и прораб!
- К чему это?
- К тому, что ты ждёшь кого-то, кто наведёт порядок в твоём неудавшемся проекте. Время беспощадно - желающих  строить с тобой будет меньше. Потом им на смену придут молодые мародёры, они будут тащить самое сохранившееся, опустошат тебя. Но это вполне по заслугам.
- Ты жесток ко мне!
- Я правдив, с недавних пор не приживается во мне ложь.
- Но мне же только больней сейчас от твоих слов!
- Это не так уж и плохо...Душа жива, значит.
- Вернуться к ней?
- Чтобы мучить её дальше? С собой разберись. Ты топчешься на месте, целую яму протоптал, скоро макушки не будет видно!
- Хорошо тебе обличать...
- Я - не обличаю!
- Не придирайся к словам! Ты хорошо устроился - у тебя семья! Ты живёшь в любви! А я никому не нужен!
- Ты самому себе не нужен. С этого начни. Вы прожили почти двадцать лет...Что ты попытался сделать? Как пытался разобраться? Ты готового счастья ищешь, а так не бывает. Извини, мне рано вставать, ложись в гостиной.
- Ты и выпить со мной не хочешь?
- Не хочу. А за неё я рад. Крылья почувствует, пора уж...Наползалась на брюхе.
- Я думал, ты друг! А ты...Я ухожу отсюда!
- Да ради бога! Уходи. Ты мне не интересен. Только ответь: тогда, в юности, зачем её отбил? Что за охота тебе была? Прямо со свадьбы!
- Острота! Нерв! Это такой кайф был - ночь, дождь лил, платье мокрое, бежим, оскальзываемся на камнях! Потом на берегу...Девственницей оказалась...А я думал - у вас всё было.
- Уходи. Я не железный. Я убью тебя. Или покалечу. Уйди!
- Да ладно...Уйду, я может, только жить начинаю, а с тебя станется. Я с нынешней твоей спал. Неоднократно! Хочешь, зови!
- Я всё знаю. Мы пережили это. Уходи, просто - уходи. Несчастный ты человек...Мечешься скомканным листком бумаги на ветру. И смысла в этом метании нет.

Диалог. О любви и страхе.

- С тобой можно поговорить?
- Красивым девушкам всё можно, садись! Что-нибудь выпьешь?
- Рецину.
- Странно, её мало кто любит.
- А я люблю.
- Ты не похожа на гречанку.
- "Грек ищет гречанку"?
- Ты ещё и странные рассказы читаешь...
- Не знаю...Почему не массовое считают "странным"?
- Ну, просто это интересно не многим, как правило чудакам, не от мира сего.
- А ты не думал, что чудаков гораздо больше? Просто они испугались быть "не такими" и маскируются.
- А я какой?
- Ты тоже боишься.
- Чего? Ты ошибаешься!
- Ты боишься любить. Ты встречаешь любовь и уже мысленно убиваешь её.
- Зачем?
- Чтобы она тебя не убила первой.
- А разве любовь может убить?
- Нет, не может. Это просто твоя реальность такая - в ней бывает только так. Там вообще никому нельзя верить, иначе - боль...Условный рефлекс, как у собачки.
- Значит, я не могу любить?
- Можешь, но не хочешь. Выдумываешь нагромождения причин, оправданий, чтобы быть как все.
- Все - любят?
- Многие делают вид. А ты можешь, но не хочешь.
- Почему?
- Так страх, же! Это просто бег по кругу. В детстве тебя предали. Ты проснулся утром, счастливый, открытый, вбежал в мамину спальню, а там - никого! Она уехала, даже не попрощалась. Потом, правда просила прощения, да и простил ты её, но...
- Откуда ты знаешь?
- Знаю...Потом ты нашёл на море  красивые ракушки, живые, с моллюсками. Ты тайком привёз их домой и запрятал в кладовке. Ты играл с ними, менял воду, у них были свои имена. Но потом появился этот мерзкий запах! И ничем нельзя было его перебить. Это умерли моллюски. Родители нашли, ругали тебя, выбросили их вместе с ведёрком...
- Я любил их. Милагра, Бони и Клаус фон Вернер...
- Да, я знаю. У Милагры был розовый цвет, почти розовый. А у Клауса трещина через всю раковину. Ты представлял его воином после сражения.
- А Бони? Бони, помнишь?
- Да, конечно. Он был путешественником, ему всегда не сиделось на месте.
- Я был одиноким ребёнком. Они были очень дороги для меня. Потом стало ещё хуже. Я боялся привязаться к кому-либо, всё равно все уходят...Или умирают...
-... Она пришла в твой класс зимой, после каникул. Ты помнишь, как смотрел на её спину, завитки волос, иногда она поворачивалась к кому-нибудь, ты потом целый день носил образ нежной розовой щеки. О том, чтобы проводить её и мечтать не смел!
- Да...Но она сама подошла ко мне.
- Ты шёл рядом и молчал. Всю дорогу молчал.
- Потом сказал, что она слишком далеко живёт от школы. Зачем?
- Уже научился бояться. Ты начинал что-либо, не веря...Так не правильно жить.
- Я о ней долго помнил.
- Потом появилась первая взрослая любовь. Ты немного осмелел, почти научился верить. Не надолго - на пару недель всего.
- Это от меня не зависело. Уже не зависело. Она бы всё равно ушла, рано или поздно. А может я её бы разлюбил. Или кто-то из нас умер! Не имеет значения! Я не хочу боли! Никогда не хочу.
- Твой выбор...Сумрак. Выдуманный мир.
- Я хочу это изменить...
- Не хочешь! Ты привык. Немного секса, немного интеллектуальной болтовни, много одиночества, много работы. Это уже устроено и отлажено.
- И выхода нет?
- Есть. Нужно полюбить.
- А как? И кого?!
- Вначале себя.
- Я очень люблю себя!
- Ну, как знаешь...Не понял...Пока. Хорошая у них рецина, не пересмоленая.
- Я...я увижу тебя?
- Да я всегда с тобой. Круглосуточно.
- Но почему я не вижу тебя? Кто ты?
- Впусти, узнаешь.
- Ты - любовь?
- Ну, уж точно, не ангел.
- Приходи...
- Зови лучше. Пришлось показаться, иначе бы погиб.
- Ты и это знаешь...
- Я знаю даже, что за Бони ты отдал местным мальчишкам перочинный ножик! А ты говоришь...Давай, выздоравливай, я всегда рядом, если что, помогу.

Юбилейное. Вольный перевод No Regrets.

Нет ненависти, только воспоминанья
о любви, что умерла не родившись:
я не успел с чертями твоими сдружиться -
всё кончилось быстро, всё кончилось быстро...
забыто, закрыто, все файлы в архиве
я жить научился в реальном мире
почти научился, без маеты узнаванья
тебя, сумасшедшей! какие желанья?
все шрамы остались, но ран больше нету, 
всё так же смотрю на тебя и мну сигарету...
расстались! расстались! все двери закрыты!
стою, лбом в косяк... до конца не добитый,
"я живу в той любви...я не смог, я не смог..."
----------------------------------------------------------------
и как осуждённый на плаху, 
всхожу под топор нелюбви,
я пытался забыть...
 но - руби! и рука рвёт рубаху,
и алым потоком омывается жизнь.

Диалог. Должок.

-Мне кажется, вас пасут.
- Я заметил...Ждут, когда границу переедем. Чёрт...Влип я!
- Я целую бригаду насчитала. Может милиционеру сказать?
- Да, прямо в пасть к волку...Они курили с ним в тамбуре, перетирали что-то...
- Денег много везёте?
- Много. И за меньшее убивают.
- Ладно. Не унывайте! Я пока вас поохраняю, а потом что-нибудь придумаем. Без меня ни шагу.
- ?!
- Под дверью караулить буду. А если я выйду - в купе закройтесь и только на мой голос откроете.
- Спасибо вам, мне эти деньги человеку хорошему отдать нужно, у неё ребёнок заболел. Вот, смотрите, всегда с собой ношу - моя невеста!
- Миленькая...Глаза какие-то недобрые, что ли.
- Нет, она хорошая, я три года её уговаривал, дом купил вот летом, пашу на будущее! Заживём! Всё ей обеспечу!
- Дом себе купили?
- Нет! Зачем? Мы же почти семья с ней.
- Ясно...Любовь волнует кровь...
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------
- Мишка?! Ты что тут делаешь?
- Ну здравствуй! Лет десять не виделись. В коридор выйди! Да не бойся, никто его не тронет без меня. Выходи, разговор есть.
- По-прежнему, разбойничаешь?
- Промышляю...
- Руки покажи.
- Не для слабонервных там. Что, по лицу поняла?
- Синтетику китайскую загоняешь?
- Да. От Герасима быстро не дохнут, а я засиделся, уходить пора. Ты ноги мои не видела - скоро на части развалюсь.
- Мама твоя умерла...
- Когда?
- Три месяца назад, я была там.
- Брат хоронил?
- Да, брат.
- Одиннадцатый год в нашем городе не был. Вокруг кручусь, а зайти - боюсь...
- Парня слили вам?
- Парня? А, этого...Слили. Из пункта прибытия маякнули. Два косаря нам, остальное заказчику.
- Парня куда?
- А куда придётся.
- Ясно. Помнишь, должок у тебя?
- Напомнила...Ну да, от первой отсидки ты меня отвела, года ещё на свободе гулял.
- Не трогай парня. Придумай как, ты хитрый. Но - оставь! Он деньги на лечение ребёнка везёт...Пощади.
- Ладно, долги привык платить. Что-нибудь придумаю. Только теперь ты мне должна будешь!
- Однако!
- Обещай, что когда-нибудь на могилу придёшь!
- Если найду - прийду. Куда денусь.
- Ладно, шучу. Сколько их - безымянных для нас, бесприютных. Там тема такая. Парня девка его заказала. У неё перец какой-то давно живёт, а этот лох на них пашет.
- Сука!
- Ну, что знал, рассказал. Сама теперь помогай. Чип и Дейл. Меня тянула-тянула, а я уже по макушку в болоте.
- Давай, держись! Там зачтётся сегодняшний поступок.
- Капля в море...Прощай. Спасибо тебе, ты всегда во мне человека видела.
- Не ошиблась я в тебе, это ты сам в себе ошибся. Прощай.
---------------------------------------------------------------------------------------------------------
- Всё, парень, спасён. Только разговор есть к тебе серьёзный. Тебя невеста твоя заказала. Есть у неё уже жених, только не ты. И ребёнок здоров. Такие вот пироги, с котятами...
- Да...Да как вы можете! Она - святая женщина! Да я ради неё...Вы в сговоре с бандитами! Вы специально в купе ко мне подсели! Я...Я сейчас в милицию пойду!
- А иди-ка ты...Пусть жизнь лечит. "Береги руку, Сеня!"...Душно тут, пойду, в тамбуре постою.

автор картины: Гастон Винас

Валера

Трёхгранный ключ в руках санитара отблескивал серым, попадая в солнечный  лучик.  Я стояла ошеломлённая, испуганно уставившись на жёлтую старуху в крайней к окну ванне. Она раскачивалась взад-вперёд, обхватив костлявые плечи руками:
- Покрали, покрали, покрали...
Полная женщина в белом халате поливала её из душа, что-то приговаривала распевно и успокаивающе, потом незаметно подозвала двух санитаров, почти близнецов, они попытались поднять бабку, но та вырвалась, выскользнула, изогнулась водорослью, завыла совсем утробно: " Покра-а-а-ли!". Медсестра достала из шкафа халат с длинными рукавами, втроём они привычно и мастерски спеленали старуху, подхватив под руки лёгкую мумию, санитары вышли в длинный, тускло освещённый коридор и очередь дошла до нас.

Я отвернулась, пока медсестра раздевала, мыла Валеру, ласково приговаривая: "А кто это у нас такой хорошенький? А кто это у нас такой кудрявенький?" и увидела его уже в застиранном коричневом халате из фланели. Женщина достала ключ из кармана и взяв парня под руку, открыла дверь. Вдруг Валера взорвался, вцепился в косяк, ногти побелели, рот раззявился в беззвучном крике! Прибежал здоровенный санитар, скрутил ему руки, втолкнул в коридор и медсестра закрыла за ними дверь.

- Пойдём, я выведу тебя! Страшно у нас? Это с непривычки...Я здесь почти сорок лет работаю. Даже нравится...Ну, дорогу из нашего царства скорби найдёшь? Смотри, иди прямо по аллее, а через три корпуса - направо, тут спросить особо не у кого! С богом, иди, деточка...
Оглушённая зашла в автобус, сидела у окна, как в забытье, очнулась от невозможного смрада: "Как всегда, мясокомбинат...Что там у них хранится?", потом успокоилась, даже задремала и очнулась уже на правом берегу, на набережной.

...Он появился в марте. Почему ко мне? Стоял на пороге, смятые гвоздики, чёрное кашемировое пальто, белый пушистый свитер. Наверное, красивый...
- Я к тебе приехал.
- Господи, зачем?!
- Я буду любить тебя всю жизнь, а он просто хотел переспать с тобой!
- Тебе какое дело? Ты не нужен мне, никогда и ни в каком качестве!
- Но ты - мне нужна! И я никуда не уйду. Я буду бороться за тебя. А его я ненавижу. Может и убью...
Я стояла с дурацкими красными гвоздиками, хотелось отхлестать ими, выгнать Валеру, закрыть дверь и забыть это знакомство, как дурной сон.
- Уходи. Мне ничего не нужно знать больше того, что я сейчас чувствую к нему. Ты - лишний, просто иди и живи своей жизнью.
- Не уйду, - Валера сбросил пальто в угол, сел на пол, опёршись о косяк двери, - я буду сидеть здесь до тех пор, пока ты мне не поверишь.
- Чему не поверю?
- Тому, что я люблю тебя.
- Но я знаю это. Просто мне не нужна твоя любовь!
- Но так не бывает! Я просто тебе плохо объяснил...Ты только выслушай меня! Я не прошу много! Просто выслушай! Вот, смотри, это моя повесть, я там её о тебе написал, они тетрадь хотели отнять, а я не дал им! Ты ведь похожа на Маргариту! Я всегда знал, что ты - это ОНА! А он не Мастер, он самозванец! Алоизий он! Ты почитай, на бери, вот отсюда почитай!

...Как я не увидела тогда безумия? Начала читать повесть, тяжёлый слог, слова как каменные глыбы, подумала - обычная графомания!
И деться ведь некуда было! Голова кругом шла! Защиту готовила, тема новая: только какой-то японец пытался эксперимент ставить, материалов - ноль...От датчиков в глазах рябит, графиков понастроишь, квесты потом разгадываешь даже во сне!
Но Валера всё время рядом...И провожает, и встречает, будь он неладен!
Перед защитой попросил отвезти его до речного вокзала, собрался в Никольское, в лагерь. Трамвай только от Вокзальной отправился, побледнел, бисеринками пота покрылся, говорить не может, достал блокнот: "Вызови срочно скорую", пишет. Думала, сердечный приступ, а вот что оказалось...Давно...Врач добрая, в городской диспансер отвезла, говорит: "Вы лучше туда не на скорой, лучше своим ходом, режим проще будет".
Своим, так своим. Но к врачу не попали, сбежал он! И не надо мне всё это, и чувство долга  закошмарило!

Проект защитила блестяще, разве что, стоя не аплодировали. В ресторан не поехала, устала, обессилила просто, в одночасье...Только домой, под душ, и спать, спать, спать...
Возле лифта стоял какой-то мужчина в военной форме,  пожилой, даже старый:
- Здравствуйте! А я вас ищу, мне Валера адрес дал, я папа его. Мне шестьдесят было, когда он родился, он четвёртый у меня, я в госпитале почти одиннадцать лет провёл, как из армии комиссовали. Беда с ним, мой диагноз! Только вы не бойтесь, не опасный он, как появится, а он к вам непременно придёт, вы в больницу его уговорите лечь, а  то он пропадёт без лечения, вот и деньги вам дам, у меня их не много, но возьмите!
Старик стал вытаскивать из карманов смятые деньги, они падали, я пыталась их вернуть ему, заталкивала в полотняную сумку, умоляла оставить меня в покое...

Уже ночью, внезапно проснувшись, вдруг задала себе вопрос: " А пережила бы эту маету снова, если бы можно время повернуть вспять?". Пережила бы, пережила...Валера меня познакомил с тобой, иначе бы не пересеклись дороги...Никогда бы не пересеклись.
Утром в дверь позвонил Валера, рядом стояла женщина, как оказалось - режиссёр студии, где он работал, и мы все вместе поехали в больницу...Я привозила какие-то продукты, книги...Часто привозила. С каждым разом он становился всё спокойней, может чуть заторможенный, моё чувство вины почти прошло, о любви Валера больше не говорил, мне даже стало казаться, что он вовсе не безумен, просто нервный срыв, но однажды он дал мне тетрадь, обычную, ученическую и попросил прочитать его новую повесть. Я открыла её и увидела только одну фразу, написанную много раз в подряд, аккуратным мелким почерком: "Он был фиолетово-чёрным", - и так во всю тетрадь. Валера улыбался, вопросительно заглядывал мне в лицо, говорил о уникальном сюжете...

Больше я не видела его. Не была смысла. Да и угрызений совести тоже не было. Да, молод, только девятнадцать лет. Жалко, очень жалко,но это не моя история! Грустная, даже - трагичная...Но - не моя!

Диалог. Пари.

- Можно я сяду здесь?
- Нет.
- Вы кого-то ждёте?
- Нет, не жду. Просто хочу сидеть за столом одна. Здесь полно мест, выбирайте любое.
- Пожалуйста...
- Господи! Я встану сейчас, берите этот столик себе!
- Извините меня...Я просто...Я не могу сейчас быть один, а у вас очень хорошее лицо, такое открытое... Извините меня!
- Садитесь. Только давайте помолчим. Я очень устала и хочу просто молчать.
- Хорошо, хорошо! Я сейчас закажу кофе, и слова от меня больше не услышите!
- Хотелось бы верить.
- Вас обидели?
- Почему такой странный вывод?
- Не знаю...Мне так кажется. Вы мыслями не здесь, что-то прокручиваете, вспоминаете, будто слова доказательства правоты ищете. Я тоже такой: вначале тушуюсь, а потом...Только кому это "потом" нужно!
- Вы странный. Так открыты незнакомому человеку, это сейчас редкость.
- Я открыт...Да! Именно так...Правильно вы меня объяснили. Но вам же стало легче? У вас глаза теплеют.
- Наверное...Немного легче...Сегодня такой день идиотский! Я так работала...Весь проект сама вытянула! А он...Племянника своего над нами посадил, школоту вчерашнюю! Это для меня место! Я пахала ради него как проклятая! Только что изменишь...Ресницами похлопала, развернулась и пошла.
- Не переживайте! Вы просто сомневались, не до конца - хотели. Так бывает. Страх, неуверенность в себе. Мысли, что не справитесь.
- Да, почти так...А вы умный!
- Даже - мудрый!
- ...и скромный!
- Это не совсем так. Вот за стол ваш навязался! Разве скромные так поступают?
- А почему именно - ко мне?
- Мы с женой здесь по субботам всегда пили кофе. Она приходила первой, садилась на ваше место, смотрела в окно, я всегда той дорогой шёл, она меня издалека видела...
- Да вы романтик!
- Может и романтик...Был.
- А жену-то чего не удержали? Мудрец романтичный?
- Это невозможно было. Не в моей власти!
- Ушла? Небось к прагматику-коллеге?
- Я...Я с кладбища домой никак попасть не могу...Где-то обед был, как там положено...Не знаю. Вот брожу, время тяну. Умерла она...Домой идти нужно и учиться жить заново. Как?! Я сейчас щепкой несусь по дождевому потоку, бессмысленно...Цепляюсь хоть за что-то, вдруг спасусь? Наверное, нет...
- Простите...Я не хотела! Я не такая циничная стерва, как кажусь...А знаете? Поедемте  ко мне! Вам нельзя самому оставаться!
- Спасибо...Я сигареты в баре куплю только, ладно?
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Алло, ты не спишь? Готовь мартельку, еду я к ней. "Неприступная, каменная баба" - подходы знать надо! Учись у профи! Доказательства? Будут тебе доказательства. Первый раз, что ли! Ну пока, завтра встретимся. Только коньяк в дьюти фри возьми, там меньше шансов на левый попасть.

Монстера. Городские сказки.

Вчера Рита видела это растение через стекло цветочного магазина. Огромные дырчатые листья лианы были повёрнуты к неяркому осеннему солнцу, еле заметно качались, наверное от тёплого воздуха из обогревателя, но Маргарите показалось, что лиана приветствует её, будто давнюю знакомую, даже прорези были похожи на улыбку.

...К ночи погода испортилась, пошёл дождь, похолодало. Рита проснулась ночью, смотрела в темноту, прислушивалась к стуку капель о стекло, не могла прогнать странное чувство: будто забыла сделать важное дело, а какое - никак не вспомнить...Промаялась часов до трёх, заснула наконец, и встала с тяжёлой разболевшейся головой.
- Монстера! Я должна её забрать оттуда, прямо сейчас!, - вдруг пришла на ум мысль Рите, и сразу полегчало, будто обруч тесный с головы сняла. Женщина быстро собралась и поехала за растением. Но кто-то невидимый стоял  у неё на пути! Застряв  в безнадёжной пробке, попыталась пробраться дворами,  напоролась на что-то острое, пробила два колеса, пошла искать метро, вымокла под налетевшим ливнем, к магазину приехала совершенно измученная, быстро забрала  лиану и прижимая к животу тяжёлый горшок вышла ловить такси. Монстера доверчиво льнула к ней похожими на уши слонёнка листьями, казалось, даже поглаживала по мокрым волосам сочувственно. Жёлтая машина с шашечками появилась на редкость быстро, остановилась прямо напротив лужи, потом отъехала немного назад, Рита бережно усадила на место за водителем лиану, сама села рядом, поправила смявшиеся листья, всю дорогу придерживала большой пластиковый горшок.

Доставив растение домой, сразу же пошла за цветочным горшком, землёй, подпорками. До обеда провозилась с пересадкой, потом долго искала место, решила поселить лиану на кухне, и сварив первый раз за день кофе, села полюбоваться своей работой. Монстера была прекрасна! Чистые, вымытые специальным раствором для блеска, листья вольготно расправились, раскинулись. Ствол лианы переливался нежным перламутром на коричневой коре, будто покрытый изморозью. Рита допила кофе, вспомнила, что забыла взять с собой телефон, нашла его в спальне и увидев чуть ли не десяток пропущенных звонков от мужа, позвонила ему.

Саша был в командировке, Рита так любила это редкое одиночество, пустоту огромной квартиры, слушала музыку, рисовала, танцевала, с радостью ждала ночи, чтобы читать до полуночи в постели, поставив рядом поднос с бутербродами и чаем. Они жили вместе недолго, поженились по любви, хотя...Часто любовью называют то, что просто помогает избежать одиночества, а получается ещё хуже, как будто опутываешься ложью, как паутиной. И всё начинает раздражать в человеке: как ест, как спит, как оставляет волосы в ванной! И тоска начинает наполнять внезапной безнадёжностью, безвыходностью, а может и просто страхом всё изменить.

Муж долго объяснял Рите, как волновался за неё, что так поступать просто недопустимо, что в городе она практически одна, а на дорогах опасно...Маргарита включила громкую связь, положила на комод телефон, легла - руки за голову, на кровать, слова Саши падали как капли из незакрытого до конца крана, он мог так долго говорить, иногда казалось бесконечно. Вначале Рита пыталась объяснять, спорить...Теперь - только слушала наклонив голову, как второгодница, позор класса.
- Ты всё поняла? Ты исправишь эту проблему?, - услышала Рита, по-видимому конец нотации и ответила спокойно:
- Да, конечно, я так больше не буду. Ты скоро прилетишь?
- Через пару дней. Я так соскучился по тебе. Всем рассказываю, какая у меня замечательная жена! Пусть завидуют. А ты скучала без меня?
- Да, конечно, у меня такой замечательный муж.
...Такие пустые, глупые фразы! Они падали мыльными пузырями, лопались, не успев зародиться. А что она хотела? В своей благопристойной не-любви?

Приняв душ, Рита зашла на кухню пожелать лиане доброй ночи, и была просто поражена тем, как она подросла всего за несколько часов! Растение было свежо и прекрасно в своей гигантской мощи! Женщина полюбовавшись, ушла к себе, заснула быстро и без сновидений, до самого утра.

За ночь лиана почти не изменилась, что немного успокоило Риту. А через два дня, когда вернулся муж, жизнь превратилась в кошмарный сон, невозможный в своей реальности! Монстера росла постоянно, переползала из кухни в холл, оттуда в комнаты, крепкие лианы легко справлялись с закрытыми дверями, проникали повсюду! Казалось, дерево решило занять всю квартиру, стать её хозяйкой.

Рита пыталась уговорить Сашу убрать странное растение, но он был так очарован им с первой минуты, что даже и говорить об этом не хотел. Каждый день муж протирал листочки от пыли, поливал, ставил новые подпорки лиане, нежность его к ней была безгранична, иногда казалось, что это - любовь!
...Маргарита стала поздно возвращаться домой с работы, подолгу ставила в гараж машину, смотрела на свои окна в нарядных, резных листьях, потом поднималась без лифта...А однажды, постояв у дома, развернулась и уехала, в никуда, выбрав первую попавшуюся дорогу.
Так и закончилась эта сказка и началась - жизнь. Может простая, может сложная - кто знает? Главное - честная! Перед самой собой, честная. А там - как бог даст.

-

Диалог. Любовь.

- Не наговорился...
- Мы вчера проговорили четыре часа. Но я рада тебя слышать. Правда, рада.
- Я ведь туда давно не заходил, а тут почему-то потянуло...А там письмо твоё...
- А я никогда не искала тебя, всех искала, а тебя - нет. Но почему-то нашла...Там не меньше сотни однофамильцев, а у тебя ни фотографии, ни города...Выбрала и попала в точку. Странно?
- Ты вспоминала меня?
- Нет.
- А я тебя вспоминал...Ну, не то, чтобы думал постоянно...Но - вспоминал.
- Это была страсть, сильная, оглушающая страсть. И не более. Я, видимо готова была стать совсем взрослой, вот и выбрала тебя...
- Только страсть?
- Я заперла воспоминания о тебе в кладовочку, ключ выбросила, думала, что выбросила...
- Кладовка...Хорошо хоть не в чулан!
- А куда бы ты хотел?
- Ну, в библиотеку, как ценную книгу, например.
- Хочешь, думай так...Но это была кладовка. Маленькая, чистенькая, без окон и с крепкой дверью.
- Ты ждала тогда меня?
- Нет.
- Ты перестала писать письма...
- Не помню...Да! Там мама как-то вмешалась, было такое, было...
- Он сказал, что спал с тобой.
- Мало ли что он сказал? Да и не причина это вовсе...
- А что - причина?
- Страх, обыкновенный страх. Всё было настолько серьёзно, мы были к этому не готовы.
- Ты же сказала - страсть?
- Я пока не хочу об этом говорить! Хотя...Слушай. Такая вот история была.
Два года проходила с твоими письмами, как городская дурочка. Ночью просыпалась от испуга - потеряла! Нет, вот они, все под подушкой. Буквы пальцами гладила, часть тебя, хотя бы так...Ничего от меня не зависело! Как в водоворот попала. И понимала, всё безнадёжно сейчас, и знала - этим не закончится! Помнишь, как на вокзале меня встречал?
- Да, ты была справа, потом - налево, в первом ряду.
- Что на мне было?
- Серый плащ...
- А на тебе серая куртка и синий свитер! Какого чёрта мы помним это? Ты хоть понимаешь, сколько лет прошло? Я не помню, где мы с отцом моей дочери встретились! А это...Это перед глазами! До мелочей...
Ты сказал: "Ну, поцелуемся, что ли?".
- Это уже в комнате.
- Да, это уже в комнате...Мы топтались, неловко, неуклюже, не знали о чём говорить  и как начать.
- Потом сорвались...
- Скорей дорвались! Так ведь тоже не бывает! То, что тогда было - это не просто так!
Только разве словами объяснить...У тебя так было потом с кем-нибудь?
- Нет, так не было...
- У меня тоже! Чего только не было, а так - нет. Знаешь, я ведь не могу разлюбить тебя. Даже рада, что всё именно так.
- Почему ты не искала меня раньше?
- Зачем?А ты?
- А что бы я сказал тебе? Ты наверняка была замужем...
- Я всегда была замужем, нон-стоп.
- Сколько?
- Три раза.
- Ого!
- Мне было всё равно: три, пять, десять! Какое это имеет значение. Я очень хорошая жена, просто изумительная, но это игра...Потом становится невозможно и уходишь. Как-то так.
Хватит на сегодня. Я уже враздрызг. Такие воспоминания...Особенно, когда ничего не прошло...
- Ты ненавидишь меня?
- Никогда! Даже после того расставания! Люблю. До сих пор люблю. Но это ничего не значит. Это - моя жизнь. Всё, пока. Я устала.
- Ты позвонишь мне?
- Тебе нужно это?
- Да.
- Тогда, позвоню...Не наговорилась! И жизни одной мало...Cколько там осталось? Больше пролетело. Как сон.

Саша. Глава десять. Рассказы о войне.

...Лида несколько раз оглядывалась назад. Ей всё казалось, что это дурной сон или злая шутка, она не могла справиться с мыслью, что так неожиданно появившийся брат - её враг...Да и враг ли? Ошибка! Фатальная неисправимая ошибка, опять вырвала Андрея из её жизни!
Дойдя до небольшого села, расположенного  прямо в широком овраге, Лида стала думать, в какой бы дом попроситься ей на ночлег? Выбрала низенькую, крытую соломой хату с покосившимся забором, тут уж точно полицаи не живут.

Долго не открывали, заплакал ребёнок, потом раздался слабый старческий голос:
- Иду я! Кого нелёгкая по ночам носит...
- Откройте! Я беженка, заблудилась по дороге!
С той стороны упало полено, старуха ойкнула, тяжело потянула на себя обледеневшую дверь и Лида увидела в свете каганца совершенно древнюю, согнутую пополам худую женщину.
- Ну, проходи, если добрый человек, а лихим людям у нас брать нечего.

В хате было прохладно, Лида положила руки на грубу - та еле теплилась. На двух сдвинутых деревянных лавках в куче тряпья лежали два малыша, накрытые лоскутными одеялами. На столе лежали несколько лепёшек, по виду из картофельных очисток,  стояла плошка с водой и миска с жидким варевом.
- А мать детишек где? , - Лида стала поправлять сбившиеся одеяла, трогая маленькие ручки: " Не озябли ли?".
- Мать ещё осенью менять отправилась, в казатчину...Нет вестей...Девки вернулись, а она нет! Сгинула, наверное...Я соседка. Маруська мне малых приглянуть принесла, вот и маюсь с ними! Мне уж помирать пора, трудно очень с ними.

Растерянная Лида смотрела на жалкую ветхую постель, серо-голубые в утреннем свете, худенькие личики, и слёзы подкатив к горлу прорвались горьким плачем, оживляющем, воскресающем, как  запоздавший  дождь в летнюю засуху! Подождав, пока рассветёт окончательно, женщина отправилась в село за продуктами. Нашла хату с копнами сена во дворе, стала звать хозяев, докликалась молодухи в коротком козлином тулупе и клетчатом платке и попросила продать молока. Та жадно уставилась на деньги в руках Лиды, затараторила, боясь упустить богатую покупательницу:

- У мене козлятина ще є, може вам картопля потрібна, масла трохи на продаж маю. Та заходьте до нас, сторгуємося, звідки ви до нас? Така культурна дамочка і в нашому селі!
Лида рассказала, что беженка, ехала в Ворошиловград, но попутчик ограбил её, забрал вещи, а сама она еле уцелела, в лесу спряталась от него, дождалась, когда на санях уехал, да и побрела куда глаза глядят.

- Ой, біда розбійник проклятий! Хіба можна зараз жінкам самим в дорогу вирушати! Вбив би і кісточок не знайшли - вовки розтягнули б!  - запричитала девка, ставя на стол давно забытую снедь.
- А документи у тебе він теж вкрав?, - чёртова баба искоса зыркнула на Лиду тёмными недобрыми глазами, - у мене чоловік в поліції служить, скоро прийде...
Лида спокойно достала паспорт из внутреннего кармана пальто, показала девке, та опять затарахтела:
- Та ви мене не так зрозуміли відразу видно - хороша ви жінка, це я по-дурості ляпнула! А де ви зупинилися? У нас теж можна, кімнат вистачає.
Лида рассказала о том, что живёт сейчас в старухиной хате с детьми Маруси. Девка насупилась, облизнула губы, немного помялась и сказала:
- Воно вам треба? Ця гуляща дітей наплодила, а сама втекла на бабку чужу дітей кинула, шалава! Кажуть молодший від мого Петра... Да я свічку не тримала! Здохла блядота туди  їй і дорога!

Лида взяла продукты, сложила в мешок и расплатившись не торгуясь, вышла со двора.
- Міська дурепа гроші рахувати не може!, - пробормотала девка, отделив часть от вырученного и засунула барыш за пазуху,потом опомнилась, побежала за Лидой заполошно крича:
- Cтійте! Жіночка! Завтра свекор в місто їде, на базар, вас з собою взяти може, за гроші! Ви з ним сьогодні домовтеся він за дровами до лісу поїхав скоро буде!

Лида кивнула головой, сказала, что через пару часов зайдёт опять к ним, и отправилась кормить несчастных малышей. Решение ехать завтра домой пришло к ней внезапно и стало ясно, что поедет она не одна. Лида заберёт детей. Где-нибудь пока спрячется, наши уже на подходе, а там видно будет. Бог не оставит. Теперь уж точно - не оставит!

Диалог. Учитель плавания.

- Я не умею плавать.
- Кто тебе это сказал?
- Это было давно, почти двадцать лет назад, я не хочу вспоминать о этом.
- Ты тонула?
- Да.
- Тебя кто-то спас?
- Нет, сама выплывала.
- Теперь боишься...
- Не то, чтобы боюсь...Но, я просто не могу...Нет! Плавать - это не моя тема.
- Попробовать хочешь?
- С тобой?
- Почему бы и нет?
- Я не хочу больше тонуть. Это очень больно. И, наверное, смертельно. Может я и не выплыла тогда...Не знаю.
- Я старый и мудрый - со мной не утонешь! Просто - поверь.
- Это самое сложное для бывшего утопленника...
- Но ведь это не правильно! Ты воруешь у себя счастье!
- А что такое - счастье?
- Ну...Не знаю...Просто плыть рядом, знать, что поддержат, вытащат, спасут. Хотя, мне ближе спасать самому.
- Из жалости?
- Нет, просто я хочу тебя научить плавать. Именно тебя.
- Почему - меня?
- Кто бы знал...Я ведь тоже плавать почти разучился, если честно...
- ...и хочешь спастись мной?
- Нет! Вместе с тобой! Просто поверь мне.
- Хорошо. Как будем учиться?
- А первый урок уже прошёл, и спешить мы не будем. Step by step. Ты джаз любишь?
-  Любила. Когда плавать умела. Я пойду?
- Иди. Ты знаешь, как найти меня. Я буду ждать.
- ...а я буду искать...Это очень сложно, прийти на второй урок...
- Только не бойся! Я не предам.
- Знаю...Я в себе должна быть уверена!
- А я не тороплю тебя. Я умею ждать. Солёный ветер, волны у ног...Думается хорошо! Приходи! И ничего не бойся.

Саша. Глава девятая. Рассказы о войне.

...До конца января Саша осталась в госпитале. Слух почти восстановился, но спать ночами она перестала. Один и тот же сон измучил её: будто падает она в полную снега воронку, а та начинает расширяться, втягивать в себя всё вокруг, распахивается бездонное чрево земли и вот уже немцы, сани с лошадью, Полина, путеец, дома с людьми - исчезают бесследно, сама Шура держится одной рукой за мёрзлую землю из последних сил, Тонечку другой крепко к себе прижимает, но срывается вместе со всеми - кружит, бьёт её, забирает земля! И просыпается женщина с криком, отдышаться не может!

...Стала Шура ночами дежурить, раненых много, всегда помощь нужна. Раньше крови боялась, а теперь такие раны видит! Терпеливая и нежная, подружилась со всеми. Каждому, как сестра родная была, думалось: может и муж её где-нибудь раненый лежит? Молила Бога только об одном - чтобы жив Максим остался!

Тем вечером душа была у Саши не на месте. Она несколько раз подходила к спящей Тоне, трогала губами лоб, поправляла сбившееся одеяло, но успокоиться никак не могла. Зайдя в палату к тяжело раненым, вдруг услышала за ширмой, где лежал танкист без ног и одной руки, хрип. Шура подбежала к нему и увидела, как мужчина соорудив из разорванной простыни петлю, пытается удавиться на железной кровати. Она подхватила его, выпутала, и прижав к себе обмякшее тело, стала успокаивать, уговаривать, убеждать!
- Зачем ты так?! Глупенький, тебя ведь ждут, любого, тебе счастье такое выпало, ты выжил! Мой муж без вести пропал, но я любого Максимушку приму, на руках носить буду, жив бы только оказался! А у тебя рука осталась! Будешь учиться жить заново, но ведь - жить! Нельзя так, не по-божески...Родненький, нельзя!

Мужчина беззвучно плакал, Саша гладила его по мокрым щекам, баюкала, как маленького, пришёл доктор, всё понял без слов, принёс успокаивающее, знаком приказал женщине оставить их вдвоём и Шура вышла в тусклый коридор, сползла спиной по выкрашенной зелёным маслом стене, и уткнувшись в колени горько разрыдалась. Она вспомнила, как сама чуть не лишила жизни себя и если бы не случайный прохожий...
Саша тогда возвращалась очень поздно с работы, чёрт дёрнул пойти через рынок напрямую - эти двое догнали её, повалили под прилавок, издевались, терзали почти детское тело...Очнулась под утро, жить не хотела! Cтащила свой платок, привязала к какому-то столбу, дальше - темнота...

Каждый день уходила  Саша в старый парк, под вековые дубы, и забывалась боль, и оттаивало сжатое в ледышку сердце, пока  летний дождь окончательно не смыл страшные воспоминания о майской ночи. Ей было только восемнадцать. Время влюбляться, на свидания бегать! Но девушка шила себе тёмные, мешковатые старушечьи платья, испуганно шарахалась от весёлых заводских парней, сидела с рукоделием или книгой у окна. Три года Максим ходил за ней, сумел подружиться, а за три месяца до финской поженились они...Такое короткое счастье!

...Выплакавшись, Александра опять вернулась в палату, раненый спал, медсестра подле сидела на стуле и читала книгу.
- У него есть близкие?, - спросила её Саша.
- Не знаю, писем он не получал у нас никогда, может в личных вещах посмотреть?
- Так и сделаю, где мне ключ от кладовой взять?
- Расскажи доктору - зачем нужно, Пётр Сергеич тебе поможет.
Александра нашла доктора  подле белого шкафчика с лекарствами, он спал сидя, в узком простенке. Шура взяла на крючке с ключами большой железный от кладовки и пошла искать вещи бойца.

...В грязном, промасленном вещмешке среди обычного армейского скарба, лежала пачка аккуратно перевязанных тонкой верёвочкой писем. Все от одного адресата. Последнее письмо было получено почти четыре месяца назад. Саша аккуратно записала имя и адрес в блокнот. Потом села за старый, c столешницей в чернильных пятнах, стол и начала писать письмо. Если бы волшебник вдруг спросил её о одном-единственном желании, девушка попросила бы его о том, чтобы эта неизвестная женщина приехала в госпиталь, или просто написала полную любви обнадёживающую весть...Такое вот было у неё желание. Простое и искреннее.

Удивительно, но не о себе попросила бы Саша, даже не о немедленном окончании войны, а именно о счастье  незнакомой ей женщины и этого бойца! Потом Александра часто возвращалась мыслями к этой ночи, вспоминала  опаленный огнём мешок, пачку писем и каждый раз убеждалась в том, что была права тогда и сейчас поступила бы точно так же.

Диалог. Свадьба.

- Он стоит там?
- Да, стоит. С собакой.
- Чёрт...Это просто идиотство! Ничего ведь изменить нельзя!
- Там дождь пошёл...Я выйду, поговорю с ним?
- Зачем? Он сам виноват во всём.
- Но если бы не было меня, у вас был бы шанс помириться.
- Нет. Ты вообще не причём.
- Просто всё так быстро произошло...
- Долго копилось!
- У него зонта нет.
- Его проблемы.
- Ты жестокая.
- Я справедливая.
- Что мне делать?
- Иди домой. Можешь и его прихватить.
- Ты не любишь меня?
- Я просто устала. И я хочу спать. Можешь остаться. Мы ведь сегодня поженились, кажется?
- Безумная парочка...Вино будешь?
- Давай! Сыра нарежь к вину.
- Ты на вопрос не ответила.
- Какой?
- Не притворяйся. Всё ты понимаешь...Ответь, хоть раз честно ответь: ты любишь меня?
- Иногда люблю, иногда нет. Я по-другому не умею. Качели такие.
- Ты знаешь...Я так гадски себя чувствую: он ведь мой друг...
- Ну теперь у вас ещё больше общего! Давай, наливай, свадьба всё-таки.
- Я иногда боюсь тебя.
- Ты себя боишься.
- Почему?
- По качану и маленькой кочерыжке!
- Я не могу без тебя...
- ... и он не может без меня! А я, даже без себя - могу! Мы правда, поторопились...Но не разводиться ведь теперь! Попробуем...
- Я только за...Ну, давай за свадьбу!
- Горько, что ли?
- Ты только никогда не лги мне, ладно? Не притворяйся никогда. Я тебя любую люблю. И мне совершенно по фиг, любишь ли ты меня. Зато у меня есть шанс!
- Поцелуй меня.
- Он там стоит...Под окном...
- Его уже там нет.
- Правда...нет! Как ты узнала?
- Почувствовала. И больше никаких вопросов. Брачная ночь впереди. Ты забыл - мы поженились сегодня. И никогда не ищи чёрную кошку в тёмной комнате: может её там и нет вовсе! Иллюзия такая коварная вещь! Нет ничего более постоянного, чем иллюзии. Просто не все вопросы можно задавать - ответов может не оказаться.

Мила. Третий рассказ Анны Ивановны.

...Людочка появилась неожиданно. Анны Ивановны не было дома, по средам она ходила на Нагорный рынок, где уже торговали молоком внуки молочниц, которым она доверяла. Иногда я ходила с ней и Анна Ивановна учила меня, как найти "чистого" хозяина. Тут второстепенных признаков не было! Цепко осматривала она посуду, прилавок, тряпочки на прилавке, потом - воротник и манжеты, ногти...Иногда мне казалось, что моя подружка старалась заглянуть сбоку в уши продавца! Потом виртуозно торговалась, по-южному эмоционально, демонстративно уходила, снисходительно возвращалась - без этого спектакля  самое распрекрасное молоко было  не вкусным!

В то утро я проспала, Анна Ивановна ушла одна, и меня разбудил звонок в дверь. Высоченная девица в тёртых джинсах и узкой футболке, втянула красный чемодан через искрошенный временем порог, швырнула в угол остроносые сабо на высоченном каблуке и с трудом открыв старинный холодильник, стала прямо из кувшина пить простоквашу.
Потом вытерла фартуком, висевшим за дверью молочные усы вместе с алой помадой и представилась:
 - Милка! Бабанец меня Людочкой называет. Лю-до-чка..., - елейным голосом проблеяла девица и скосила к переносице глаза, - дурацкое имя! Каждый идиот при знакомстве: " Людмила, а где твой Руслан? Может я подойду?".
Уже войдя в маленькую гостевую спальню, вдруг хлопнула себя по лбу:
- Блин, кошка!, - и выбежав в подъезд заорала, - Иди сюда, чудовище!
"Чудовище" ,быстро вбежало по лестнице, помедлило у порога и обернулось маленькой чёрно-белой аккуратной кошечкой.
- На вокзале нашла. Хорошая девка,чёрно-белая, как моя жизнь.
Мила взяла пиалу из шкафа, налила туда простокваши и увела кошку к себе.

В квартире поселился запах странных, горько-пряных духов, табака и чего-то неуловимого, запретного...Была в Миле волнующая порочность, испорченность. Я никогда не встречала близко таких женщин, только видела их садившимися в такси у ресторанов, вокруг, как правило, гарцевали черноглазые джигиты, пузанчики, богатенькие торговцы. Иногда встречала по утрам у "Украины", уставших, бледных, с поникшими волосами, они так же уезжали на такси, втягивали в салон бесконечные ноги обтянутые модными лосинами, выбрасывая в открытое окно длинные тонкие окурки.

- Дверь, что ли я закрыть забыла? - пробормотала из прихожей Анна Ивановна, вдруг встрепенулась, принюхиваясь, - Людочка! Людочка приехала!
Бросила сумку на пол и не снимая туфель побежала в комнату внучки.
Пробыла там не долго, вышла расстроенная, но старалась не подавать виду, захлопотала на кухне, жарила яичницу с помидорами, заваривала чай...Мила вышла в коротком шёлковом халате, одновременно ела, курила, накручивала диск старого телефона, ушла не поблагодарив и оставила на столе грязную посуду.

...Когда вечером я вернулась из университета, Анна Ивановна сидела у окна на кухне, курила, пахло свежим кофе.
- Налей себе кофе, устала я сегодня...Милка ускакала...Ничего не изменилось. Ничего! Это я виновата, что она такой выросла. Имя неправильное внучке дала. Хочешь, расскажу историю?
Я только и ждала этого! Женщина не часто вспоминала прошлое. Это совсем не свойственно пожилым людям, но Анна Ивановна была очень молода в свои почти девяносто! Всё новое, во всех сферах жизни, интересовало её: цепкий ум, прекрасная память, остроумие - счастливая старость.

-  Лет восемь до войны я познакомилась с одной женщиной. Людмилой. Ей было чуть больше двадцати лет. Очень высокая, породистая, муж мой тогда голову потерял...Не влюбился, нет! Это другое, ты ещё маленькая знать...Хотя,  лучше уж от меня. Она была  проституткой. Когда я узнала её, то поняла - не в деньгах дело, Мила была богиней любви! Всё: движения, аромат, волосы, глаза...она была олицетворение женщины, дикой, первобытной, что ли...
Сергей очень любил меня и не переставал любить никогда! Но я была для него - Мадонна! Почти святая... Пыталась, по совету женщин стать проще, доступней, но не нужно ему это было от меня!
Это была страсть...Мне оставалось только ждать, любовь очень легко потерять, но почти невозможно вернуть! Мы подружились с ней. Она не была наглой, пошлой продажной девкой, скорее куртизанка, умная, утончённая, прекрасная...Если уж я попала под обаяние красавицы, то что говорить о мужчинах!

Вскоре Люда влюбилась. Обычный, невзрачный...И что в нём нашла? Но голову потеряла серьёзно. Очень страдала, мужчина был женат и ничего в своей жизни менять не собирался.  Мы долго не виделись, потом она пришла ко мне на работу, в сером костюме, строгая и элегантная, рассказала, что выходит замуж и с прошлым покончено навсегда. Я с грустью слушала её, мне казалось, что Люда вовсе не рада переменам, видела, как она  с злым прищуром долго смотрела в окно, закусывала нижнюю губу и барабанила пальцами по столу. Жених о прошлом знал, был не молод и без предрассудков, то ли писатель, то ли поэт, богема, одним словом. На свадьбе энергично тряс щеками, отплясывая задорные еврейские танцы, был похож на пожилого дога - такой же востроухий, в старческих мраморных пятнышках, с брылями вокруг рта. Люда много пила, почти страстно целовала мужа, нормальная, весёлая свадьба.

Анна Ивановна замолчала, встала со стула и помедлив, сказала:
- У меня её фотография есть...В вещах Сергея нашла, после его гибели. Пойдём, я покажу тебе этот снимок.
Открыв маленьким ключом ящик письменного стола в бывшем кабинете мужа, Анна Ивановна достала что-то похожее на бумажник.
- Вот она...Это очень смелое фото...И прекрасное.
На плотном картоне, в тёплых коричневых тонах сепии, стояла обнажённая Мила. Никаких соблазнительных вывертов тела, манящих поз - ничего этого не было. Девушка стояла раскинув руки, чуть наклонившись навстречу ветру, будто оперевшись на него. Волосы развевались за спиной крыльями и Людмила была похожа на кариатидную ростру на носу корабля. Истинная красота в гармонии,  а девушка была её живым воплощением! Ничего лишнего, на все времена...

Анна Ивановна бережно положила фотографию назад в кожаный чехол и спрятала в глубине ящика.
- Иногда представляю, как Серёжа рассматривал её, вспоминал, сокровенное накатывало тёплой волной желания...И ревности к ней нет! Никогда не было. Никогда...
- Замучила я тебя своими историями! А главное ещё впереди, - Анна Ивановна вдруг сменила игривый тон, стала серьёзной и суровой.

- Война началась. Для меня с Испании. В 38 году Сергей погиб. Через три года началось и у нас. Я не успела уехать из города, до последнего не верила, что сдадут! А потом...Мне и прятаться было негде!
Однажды, увидела мельком, как Люда проезжала в открытой машине с немцами. Нарядная, яркая, смеялась призывно! Она узнала меня, этим же вечером пришла, сказала, что мне нельзя оставаться здесь и отвезла на окраину, спрятала у каких-то спекулянтов, видимо, хорошо им платила за  постой. Часто приезжал от неё мрачный, приземистый мужчина и привозил продукты.

Где-то в начале апреля 42 года, Мила приехала сама, похудевшая, с тёмными кругами под глазами, пыталась шутить, но смеялась натянуто и была похожа на сжатую пружину. Уходя, долго прощалась, пару раз обернулась с дороги и я внезапно поняла, что видимся мы последний раз.

Так и случилось. Только в сорок шестом узнала от друга, бывшего в городском подполье, что Люда добывала у немцев очень ценную информацию и именно в апреле сорок второго года была арестована и убита...

Она была удивительной в своей глубине женщиной. Как-будто закутана в десятки покровов, чем дальше - тем драгоценней. Сергей видел в ней только оболочку, яркую в своём женском соблазне, а я видела душу...Не менее прекрасную, чем тело.

Когда мой сын удачно " отдохнул" в Одессе и появилась моя внучка, я попросила назвать девочку именем Людмила. Как ни страшно это сказать, но Милка моя стала проституткой...Вот опять в ночь ушла. Нравится ей эта жизнь, бесполезно морали читать. Вот и думаю - может имя виновато? Смешно...Имя-то и не при чём! Не вижу я в ней человеческой глубины, цельности...Попрыгунья! Но я люблю её всё равно, такую, как есть. Любят потому, что - любят! И объяснения тут ни к чему...
Заболтала я тебя сегодня, иди, спать ложись. А я дурёху свою ждать буду. Скоро приедет. Настроение хорошее будет, может и поговорим...Соскучилась я по ней! Очень соскучилась.

Саша. Глава восьмая. Рассказы о войне.

...Лида не притронулась к похлёбке, принесённой ей в обед, только эрзац-кофе, мутный, омерзительно противный, но горячий, медленно выпила из грязной алюминиевой кружки. Как птица, кружила она над донским берегом, видела отца, смотревшего в небо и уже не видевшего его...Машину густую кровь...Иру у колодца...Сухую, каменистую яму и чувствовала боль, когда глыбы падали на родные тела, замотанные в одеяла, без гроба...

Почти четыре года Лида не разговаривала, на целый день закрывалась в кладовке, слёзы лились не останавливаясь, только икону прижимала к груди. Там и спала, сжавшись в комочек, прерывисто, постоянно вскрикивая. Доктор удочерил девочку и потихоньку вытаскивал, выводил из сумрака безумия. Получилось: и школу наверстала Лидочка, и в университет поступила. Она была очень умной девочкой, талантливой...

Через несколько часов Лиду вывели из подвала во двор бывшего здания НКВД на улице Шевченко и подвели к чёрной машине. Водитель уже грел мотор, как появился Андрей, распахнул дверь "опеля" и  вдруг резко наклонившись за водительское кресло, достал оттуда полупустую бутылку коньяка:
- Was es ist?, - ледяным голосом спросил Андрей, - Sie betrunken!
- Nein, nein!, - затараторил шофёр, - dieser fehler ist!
- Raus hier! Ich werde das Auto selbst zu nehmen.
Андрей брезгливо бросил бутылку в сугроб, потом приказал посадить Лиду на заднее сиденье. Конвоир сел рядом с женщиной и машина медленно выехала со двора. Только один раз их остановили для проверки документов, но увидев офицера за рулём быстро отпустили.

Направление взяли на Дебальцево и очень скоро оказались на совершенно безлюдной дороге с высокими сугробами по бокам. Ночь была светлая, безветренная. Конвоир стал засыпать, разморенный теплом, вдруг Андрей остановился отъехав к обочине,  и показывая рукой в сторону леса, приказал солдату что-то там проверить. Как только немец выбрался из машины, Андрей хладнокровно убил его выстрелами в упор из пистолета, потом оттянул тело за холм из снега и сбросив верхушку сугроба на убитого, сел за руль.

- Я не думал, что ты выжила...За всех вас молился, как о мёртвых...
Андрей замолчал. Потом достал портсигар, закурил, совсем как отец. Ошеломлённая Лида смотрела на него, вдруг захотелось обнять брата, прижаться и никогда не отпускать!
- Сядь рядом, - попросила она.
- Нам нужно куда-нибудь уехать. Здесь опасно. Знаешь, я днём всё думал, что тебе сказать, целую речь придумал! А теперь одно вижу: всё пустое...Запутался я и исхода для меня нет. Выжег  себя ненавистью. Не спасся. Но тебя я спасу.

...Они поехали вперёд, Андрей всё сверялся с картой, которую вытянул из портфеля, свернул куда-то влево, через пару километров остановился и сказал:
- Там небольшой хутор. Скажись беженкой, мол заблудилась, вещи сил тащить не было, бросила в степи. Документы..., - Андрей достал из портфеля какое-то затёртое удостоверение, - этой женщины нет в живых, но биография чистая, пока так поживёшь.
Потом брат достал деньги и отдал всё это Лиде. Замолчал. Молчала и Лида...
- Тихий ангел пролетел, помнишь, Ира так говорила?
- Помню. У меня хоть племянники есть?, - попытался улыбнуться Андрей.
- Нет. А у меня?
- И у тебя - нет...Остались одни на всём белом свете. Меня тогда у бандитов белые забрали. С ними в Сибирь попал, потом на Дальний Восток, потом в Японию...Семьи отродясь не было, всё боялся потом потерять, и не любил я никого. Знаешь, Лида, я местью всё это время жил! Засыпал и видел, как этим бородатым кишки выпускаю, страшные кары им придумывал. Потом с немцем одним познакомился, думал - случайно! Ан, нет... Нас там много русских задержалось, самых молодых он во что-то вроде кружка объединил. Россию от коммуно-жидов спасать звал. Так и началось. В Германии обучили, специальную школу окончил, нас там большинство русских было. Только - не то всё это! Не то! Понимаю, что сволочь я, а слов подобрать не могу...

...Лида уткнулась лицом в спину Андрея, беззвучно плакала, обхватив плечи брата. Понимала, что прощается с ним, что опять проклятое слово "никогда" входит в её жизнь и лишает даже малого смысла.
Андрей постоял немного прикрыв глаза, потом отстранился и твёрдо сказал:
- Всё. Пора. Иди. С Богом.
Сел в машину и стал разворачиваться, увязая в снегу, выбрался, уехал...Лида перекрестила его след и медленно пошла к хутору. Одна. И жить надо, и жить - невозможно!
Но странно, с каждым шагом появлялась в ней уверенность, что выйдет судьба их рода на светлые воды. И, сомнений нет, у неё будет сын - Андрей! Ведь не зря же её хранит Бог? Ведь ради чего-то всё это?! Или будущего "кого-то"...Всё будет, непременно будет! Главное - веру не терять.

Саша. Глава седьмая. Рассказы о войне.

...Уже выбежав из дома, Саша вдруг передала дочь Полине Ивановне и вернулась назад. В серебристом лунном свете добралась до сундучка, нашла там на ощупь флакон из-под духов и сунула его в карман. Икону Саша забрала раньше.

Спрятав ключ от замка в потайном месте: " Вдруг Лида вернётся?", выбежала за ворота, и через секунду они поехали на санях по накатанной белой дороге, потом свернули на просёлок и на выезде из города выскочили прямо на патруль. Путеец огрел лошадь кнутом, сани понеслись по рыхлому снегу, но попав в яму перевернулись, крепко сжимавшая дочку Саша отлетела в глубокую воронку наполненную снегом, зарылась поглубже, затихла и только молили бога, чтобы не расплакалась Тонечка! Она всунула ей в рот хлебный мякиш завёрнутый в кусочек полотна, та засопела, успокоилась и опять заснула.

Наверху раздались выстрелы, крики, подъехала машина, немцы ходили по краю воронки...Потом стихло, выждав немного, Саша выбралась из ямы - вокруг никого не было, только пятно замёрзшей крови на снегу. Она вытащила из перевёрнутых саней полог из грубой кожи, соорудила из верёвки упряжь и положив на эти сани дочь, впряглась и потащила, проваливаясь в снег, куда глаза глядят...

...Через много лет вспоминая, или рассказывая, эту историю, Александра всегда сама удивлялась своему спасению: не замеченная немцами, она шла по минным полям, перелазила через окопы, куски колючей проволоки, прикрытые снегом впивались в ноги, без еды, воды, в декабрьский мороз, с младенцем! Женщина перешла линию фронта! Сумела пройти сквозь готовые к бою немецкие части! Пройти незамеченной! Это была рождественская неделя...Это было - чудо...

...Измученная Саша тянула полог с дочерью уже ползком, Тоня посинела от крика, иногда женщина давала ей пустую свою грудь...Сама ела снег, жадно заталкивала его в рот, представляла, как он становится в ней спасительным молоком, молила Богородицу, смотрела на Лидочкину икону, атеистка, комсомолка, жена коммуниста! Юная мадонна,мать...

Александра добралась до Миллерова. Попала прямо в танковый бой...Обхватив ребёнка, обезумевшая от разрывов снарядов, контуженная, была обнаружена разведчиками и спасена!
В блиндаже её растирали спиртом, согревали Тонечку, поили горячей водой...Саша ничего не слышала, ей казалось, что у неё пропал голос, она кричала, до хрипоты, до судороги в горле, но не слышала себя! Контузия. Бойцы были привычны к такому. Они улыбались, потеплей укутывали, принесли тушёнку и нагрев в печи банку дали Саше поесть. Сморённая теплом и сытостью, она заснула обняв дочь, а утром их удалось отправить в госпиталь.

...Через две с половиной недели Миллерово будет очищено от фашисткой мрази и начнётся битва за Луганщину. Ворошиловградскую область. Родину!

Саша сохранила флакончик и икону Лиды...Она молилась за неё и Полину, своими словами, неизвестно как появившимися в её сердце, без молитвословов и правил. Как будто сама Богородица учила Сашу открывать свою душу молитве...И сотни тысяч жен, сестёр, матерей стояли перед иконами! И открывали свои сердца, и неистово молились, и сливались их молитвы в единую, всесильную и могучую! И тысячи ангелов  небесного воинства становились бок о бок с русским народом! За святую землю! За Родину.

Саша. Глава шестая. Рассказы о войне.

...Очнулась Лида в подвале от  холода. Попыталась встать, но вскрикнув от резкой боли села на каменный пол. Осмотрела бок: так и есть, сломаны рёбра...малейшее движение вызывает острую боль...хорошо, что тонкий платок под шаль поддела...Высвободив его из вязаной шали, Лида стала медленно оборачивать себя платком вокруг груди, туго спеленала, узел завязала под мышкой, и сразу стало легче. " Слава богу, лёгкие не задеты, иначе бы кровью изошла", - подумала женщина.

Стала вспоминать вчерашний день: "Так быстро взяли её...даже и не поняла, кто предал? Хозяин вёл себя странно, глаза бегали...", - вдруг обожгло - "А где письмо? Нашли?". Лида стала ощупывать меховой воротник пальто. " Господи! Не нашли! Сильный у неё ангел...", приподняла не до конца пришитый воротник, вытащила из маленького кармашка смятые листочки и стала отрывая полоски, спешно есть бумагу. Лида давилась, не хватало слюны,  подкатывала тошнота, но она успела проглотить письмо. "Всё...Теперь пусть убивают...Готова."

Женщина опёрлась о грязную стену, прикрыла глаза и стала ждать. Скоро за ней пришли и проведя  тусклым коридором по узкой, выщербленной каменной лестнице, вывели из подвала. На втором этаже втолкнули в кабинет, немец стоял у окна спиной  к двери, устало обернулся на шум и замер. Лиде показалось, что она сходит с ума от невозможности происходящего: её отец, такой, каким она запомнила его почти четверть века назад, стоял перед ней! Ошибиться было нельзя, но невозможно было  и поверить своим глазам - те же высокие скулы, высокий узкий лоб, синие глаза...Это не передать словами, это неуловимо..."Андрей?", - прошептала она одними губами. Немец понял её, подошёл, стал пристально рассматривать лицо: "Лида?", - так же тихо спросил в ответ. Потом обхватил лицо ладонью, таким родным, отцовским движением...Немного подумав, сказал ей жестом молчать, выглянул в коридор  и приказал часовому позвать секретаря. " Мы поедем в Сталино, попытаюсь протянуть время до вечера. В пути решим, как быть."

Лиду снова отвели в подвал. Потрясённая встречей, она памятью вернулась в ноябрь двадцатого года, день, который хотела вычеркнуть из жизни, но он возвращался жутким кошмаром снова и снова...И не было у неё больше жизни, и не было надежды! Навсегда осталась Лида испуганной десятилетней девочкой с бабушкиной иконой, чудом спасшаяся в тот вечер. Отец толкнул Лиду в колючий орешник, вжавшись в сухую траву она видела, как Маша неподвижно лежала на берегу озера и вокруг разбитой камнем головы набиралось чёрное пятно...Как отца топили в реке, вбивали прикладами в клокочущую воду...Как тянули по каменистому склону Андрея, потом оглушённого бросили на подводу...Как рвали бородатые мужики их вещи, отрывали подкладки, воротники, искали что-то, грязно ругались...
Обезумевшая Лида бродила по берегу, отец, раскинув руки лежал в камышах, глаза его были открыты...Подняв икону, Лида пошла куда глаза глядят. Шла медленно, прижимая образ обеими руками к телу...Что было дальше - не помнит, очнулась в больнице, доктор с женой забрали её жить к себе. И только имя осталось от прошлого, только её имя.

Саша. Глава пятая. Рассказы о войне.

...Лида ещё немного постояла у замёрзшего окна, потом достала маленький сундучок с всякими женскими безделицами и достала маленький хрустальный флакончик закрытый гранёной пробочкой с золотым ободком. Открыла его - еле уловимый запах  маминых духов обжёг сердце, слёзы стали в горле комом, но Лида отучилась плакать, давно отучилась...

...Мама умерла в восемнадцатом от испанки. Они пытались добраться до Крыма, но маме и старшей сестре Ире стало совсем худо. На каком-то захолустном полустанке отец нашёл комнату в грязном,  заброшенном бараке. Женщины лежали на сером тряпье, уже осунувшиеся, с заострившимися чертами. Вдруг Ира вскочила, побежала во двор к колодцу и вытащив воду стала жадно пить прямо из ведра! Вода текла по её груди, платье намокло, никто не решался остановить девушку...Потом посинела, стала задыхаться и упала на пыльную землю. Отец подхватил дочь на руки, внёс в барак, она дышала  прерывисто, вдруг резко всхлипнула, потом затихла и умерла. К вечеру не стало и мамы...

Лида сидела обнявшись с пятилетней Машей в углу комнаты, отец с Андреем пошли искать телегу. Чёрная муха настойчиво билась в грязное стекло. Где-то далеко глухо стучали в рельс...
Вошёл отец с длинноволосым мужчиной в чёрной одежде  с потёртым саквояжем в руке. Это был чудом найденный священник. Запахло ладаном из зажжённого кадила, отец с детьми стояли подле покойниц, монотонно читал  молитву священник, лица мамы и сестры разгладились, они казались спокойными и строгими, но не живыми...Безвозвратность замораживала душу своей несправедливостью. Слёз не было, не было и боли. Не было вообще ничего! Пустота...
Сухие, осыпающиеся ямы в степи были освящены и приняла земля в себя бренную плоть, как делала всегда, во веки веков.

- Лида!, - вдруг тихо позвала Полина подругу,- нужно в город сходить, передать кое-что. Меня каждая собака знает, дело всё испорчу...Только тебе придётся. Пойдёшь?
- Конечно, пойду! Ты готовь пока передачку, а я одеваться начну.
Полина достала истрёпанную записную книжку, вырвала несколько страниц, приказала хорошо их Лиде спрятать, а потом тщательно рассказала, как найти в Камброде нужный дом, письмо отдать только после отзыва на пароль, риск огромный, но очень важное дело.

...Саша проснулась рано, но ни Полины Ивановны, ни Лиды в доме не было, только записка на столе, чтобы не беспокоилась и готовила обед. Тонечка проснувшись, залепетала, стала пытаться ползти по кровати и мама одев девочку потеплей, отпустила её ползать по комнате.
Беспокойство не отпускало Шуру. Необъяснимое, тягучее...Маета не давала ей заняться делами: она то начинала шить, то убирать, то играть с Тоней...Но от каждого стука распахивала дверь и кутаясь от холодного ветра, вглядывалась, вслушивалась в пустой двор.

Уже темнело, а Лида до сих пор не вернулась! Этого не могло быть, с ней беда случилась! Беда! Сашино сердце рвалось из груди, она пыталась молиться, но не получалось у неё...Не получалось...
Лида не вернулась этим вечером...А ночью на санях приехали Полина с уже знакомым путейцем и приказали немедленно одеться и собрать необходимые вещи. Лиду взяли. Кто-то предал. Немцы арестовали и её, и хозяина конспиративной квартиры.
Было принято решение отвезти Сашу с дочерью в Новосветловку, а там - по обстоятельствам. Какой ветреной, холодной ночью они отправились в путь! И не знала Саша, как круто изменится её жизнь всего через один час. Как повзрослеет, даже постареет она в одночасье. Всего за два месяца до освобождения родного города от фашистов.