...Шурочка вышла из родильного дома и добравшись до трамвайной остановки, села на скамью. Два дня назад родилась её дочь. Завёрнутая в байковую пелёнку она сладко спала, разморенная июльской жарой, капельки пота выступили на маленьком носике, влажный чубчик выглядывал из беленькой шапочки...
Куда идти?, - мысли летели разрозненными обрывками в голове у Шуры, мимо неслись машины, подводы, кто-то ехал на велосипедах, навьюченных тюками с барахлом, кто-то шёл пешком...Немцы были у города, вчера бомбили Сад 1-го Мая, сожгли павильон, там молодёжь собралась, ждали эвакуацию...
Шура развернула справку, так и есть, выдали задним числом, 5 июня. Сказали, женщин с маленькими детьми в эвакуацию не брать! А что делать ей, жене красного командира? Коммуниста? Её же свои и выдадут, сразу же в комендатуру отведут свекровь с свёкром! Уж они немцев как ждут, недобитки...Они и Максима прокляли, не в их куркулью породу он пошёл!
- Сашенька! Господи, ты-то что делаешь здесь?, - к девушке бросилась высокая женщина в тёмном платье с белым кружевным воротничком, - Твоя? Лапушки мои, чего ж не на вокзале? Немцы скоро войдут! Тебе же оставаться здесь нельзя!, - хлопотала вокруг Шуры женщина, с нежностью забирая из её рук дочь.
- Полина Ивановна, Вы же знаете, мне идти некуда! Дома ненадёжно будет, там сразу возьмут! А больше мне некуда...Я позавчера только родила, мне из города не выбраться, - Саша заплакала от отчаяния, стала искать в сумке платочек, невозможно хотелось есть и пить, малышка проснулась, сморщила личико, зашлась в горомком крике...Шура взяла дочь на руки и прикрывая грудь платком, стала растёгивать платье, девочка затихла, засопела жадно. Полина Ивановна с нежностью посмотрела на них, потом решительно пошла в сторону дороги и вернулась с подводой.
- Я тебя на Вергунке поселю. Есть там у меня человек надёжный, там тебя родня не найдёт. Как Максим? Пишет?, - спросила Полина Ивановна, усаживая Сашу в телегу.
- Без вести пропал...Зимой бумага пришла. Нет среди живых и мёртвых! Знаете, у меня сердце спокойно - жив он. Уверена, что жив!
- Прости...Не знала я ничего о нём, как на Финскую отправился, так и...
- Он за год до войны опять на завод вернулся, они цех новый монтировали, день и ночь...Мы дом строить начали, во флигеле жили, только фундамент заложили...Счастье такое было! Война началась, он военкома замучил - сними бронь! Снял...Ушёл, у меня только второй месяц был, письмо от него получила, а потом эту чёртову бумагу...
...Подвода свернула с мощёной дороги на пыльный просёлок, вокруг была та же суета, что и в городе, кричали дети, ругались водители, не сумевшие разъехаться на узких улицах, у колодца стояла очередь.
Возле низенького длинного дома подвода остановилась и Полина Ивановна приказав Саше немного подождать, вошла в плотно закрытый забором двор, потом вернулась, улыбаясь забрала малышку, и они зашли в дом.
...На следующий день город опять бомбили, Саша сидела в погребе, куталась в ватное одеяло из лоскутков, молила о мгновенной, если суждено, смерти, к вечеру хозяйка позвала её наверх и уже утром город был оккупирован...
Сашу не покидало ощущение нереальности событий, казалось, что этого просто не может быть никогда! От тревоги стало пропадать молоко, она успокаивала себя, уговаривала, ради дочери, но выходило совсем плохо, ребёнок стал почти постоянно плакать, треугольничек под носиком посинел, и от беспомощности у Саши кружилась голова.
Полина Ивановна пришла очень рано утром, принесла паспорт, справку из роддома, теперь Саша стала Марусей, племянницей хозяйки из Кадиевки, матерью-одиночкой, стала называть Сашу только эти именем, приучала отзываться, потом нашла на огороде куст фенхеля, сварила его в молоке, и заставила выпить горячим. В восемь за Полиной Ивановной зашёл мужчина в картузе с молоточками и они быстро собравшись ушли с путейцем, пообещав через неделю привезти продуктов.
Куда идти?, - мысли летели разрозненными обрывками в голове у Шуры, мимо неслись машины, подводы, кто-то ехал на велосипедах, навьюченных тюками с барахлом, кто-то шёл пешком...Немцы были у города, вчера бомбили Сад 1-го Мая, сожгли павильон, там молодёжь собралась, ждали эвакуацию...
Шура развернула справку, так и есть, выдали задним числом, 5 июня. Сказали, женщин с маленькими детьми в эвакуацию не брать! А что делать ей, жене красного командира? Коммуниста? Её же свои и выдадут, сразу же в комендатуру отведут свекровь с свёкром! Уж они немцев как ждут, недобитки...Они и Максима прокляли, не в их куркулью породу он пошёл!
- Сашенька! Господи, ты-то что делаешь здесь?, - к девушке бросилась высокая женщина в тёмном платье с белым кружевным воротничком, - Твоя? Лапушки мои, чего ж не на вокзале? Немцы скоро войдут! Тебе же оставаться здесь нельзя!, - хлопотала вокруг Шуры женщина, с нежностью забирая из её рук дочь.
- Полина Ивановна, Вы же знаете, мне идти некуда! Дома ненадёжно будет, там сразу возьмут! А больше мне некуда...Я позавчера только родила, мне из города не выбраться, - Саша заплакала от отчаяния, стала искать в сумке платочек, невозможно хотелось есть и пить, малышка проснулась, сморщила личико, зашлась в горомком крике...Шура взяла дочь на руки и прикрывая грудь платком, стала растёгивать платье, девочка затихла, засопела жадно. Полина Ивановна с нежностью посмотрела на них, потом решительно пошла в сторону дороги и вернулась с подводой.
- Я тебя на Вергунке поселю. Есть там у меня человек надёжный, там тебя родня не найдёт. Как Максим? Пишет?, - спросила Полина Ивановна, усаживая Сашу в телегу.
- Без вести пропал...Зимой бумага пришла. Нет среди живых и мёртвых! Знаете, у меня сердце спокойно - жив он. Уверена, что жив!
- Прости...Не знала я ничего о нём, как на Финскую отправился, так и...
- Он за год до войны опять на завод вернулся, они цех новый монтировали, день и ночь...Мы дом строить начали, во флигеле жили, только фундамент заложили...Счастье такое было! Война началась, он военкома замучил - сними бронь! Снял...Ушёл, у меня только второй месяц был, письмо от него получила, а потом эту чёртову бумагу...
...Подвода свернула с мощёной дороги на пыльный просёлок, вокруг была та же суета, что и в городе, кричали дети, ругались водители, не сумевшие разъехаться на узких улицах, у колодца стояла очередь.
Возле низенького длинного дома подвода остановилась и Полина Ивановна приказав Саше немного подождать, вошла в плотно закрытый забором двор, потом вернулась, улыбаясь забрала малышку, и они зашли в дом.
...На следующий день город опять бомбили, Саша сидела в погребе, куталась в ватное одеяло из лоскутков, молила о мгновенной, если суждено, смерти, к вечеру хозяйка позвала её наверх и уже утром город был оккупирован...
Сашу не покидало ощущение нереальности событий, казалось, что этого просто не может быть никогда! От тревоги стало пропадать молоко, она успокаивала себя, уговаривала, ради дочери, но выходило совсем плохо, ребёнок стал почти постоянно плакать, треугольничек под носиком посинел, и от беспомощности у Саши кружилась голова.
Полина Ивановна пришла очень рано утром, принесла паспорт, справку из роддома, теперь Саша стала Марусей, племянницей хозяйки из Кадиевки, матерью-одиночкой, стала называть Сашу только эти именем, приучала отзываться, потом нашла на огороде куст фенхеля, сварила его в молоке, и заставила выпить горячим. В восемь за Полиной Ивановной зашёл мужчина в картузе с молоточками и они быстро собравшись ушли с путейцем, пообещав через неделю привезти продуктов.
Комментариев нет:
Отправить комментарий