...Людочка появилась неожиданно. Анны Ивановны не было дома, по средам она ходила на Нагорный рынок, где уже торговали молоком внуки молочниц, которым она доверяла. Иногда я ходила с ней и Анна Ивановна учила меня, как найти "чистого" хозяина. Тут второстепенных признаков не было! Цепко осматривала она посуду, прилавок, тряпочки на прилавке, потом - воротник и манжеты, ногти...Иногда мне казалось, что моя подружка старалась заглянуть сбоку в уши продавца! Потом виртуозно торговалась, по-южному эмоционально, демонстративно уходила, снисходительно возвращалась - без этого спектакля самое распрекрасное молоко было не вкусным!
В то утро я проспала, Анна Ивановна ушла одна, и меня разбудил звонок в дверь. Высоченная девица в тёртых джинсах и узкой футболке, втянула красный чемодан через искрошенный временем порог, швырнула в угол остроносые сабо на высоченном каблуке и с трудом открыв старинный холодильник, стала прямо из кувшина пить простоквашу.
Потом вытерла фартуком, висевшим за дверью молочные усы вместе с алой помадой и представилась:
- Милка! Бабанец меня Людочкой называет. Лю-до-чка..., - елейным голосом проблеяла девица и скосила к переносице глаза, - дурацкое имя! Каждый идиот при знакомстве: " Людмила, а где твой Руслан? Может я подойду?".
Уже войдя в маленькую гостевую спальню, вдруг хлопнула себя по лбу:
- Блин, кошка!, - и выбежав в подъезд заорала, - Иди сюда, чудовище!
"Чудовище" ,быстро вбежало по лестнице, помедлило у порога и обернулось маленькой чёрно-белой аккуратной кошечкой.
- На вокзале нашла. Хорошая девка,чёрно-белая, как моя жизнь.
Мила взяла пиалу из шкафа, налила туда простокваши и увела кошку к себе.
В квартире поселился запах странных, горько-пряных духов, табака и чего-то неуловимого, запретного...Была в Миле волнующая порочность, испорченность. Я никогда не встречала близко таких женщин, только видела их садившимися в такси у ресторанов, вокруг, как правило, гарцевали черноглазые джигиты, пузанчики, богатенькие торговцы. Иногда встречала по утрам у "Украины", уставших, бледных, с поникшими волосами, они так же уезжали на такси, втягивали в салон бесконечные ноги обтянутые модными лосинами, выбрасывая в открытое окно длинные тонкие окурки.
- Дверь, что ли я закрыть забыла? - пробормотала из прихожей Анна Ивановна, вдруг встрепенулась, принюхиваясь, - Людочка! Людочка приехала!
Бросила сумку на пол и не снимая туфель побежала в комнату внучки.
Пробыла там не долго, вышла расстроенная, но старалась не подавать виду, захлопотала на кухне, жарила яичницу с помидорами, заваривала чай...Мила вышла в коротком шёлковом халате, одновременно ела, курила, накручивала диск старого телефона, ушла не поблагодарив и оставила на столе грязную посуду.
...Когда вечером я вернулась из университета, Анна Ивановна сидела у окна на кухне, курила, пахло свежим кофе.
- Налей себе кофе, устала я сегодня...Милка ускакала...Ничего не изменилось. Ничего! Это я виновата, что она такой выросла. Имя неправильное внучке дала. Хочешь, расскажу историю?
Я только и ждала этого! Женщина не часто вспоминала прошлое. Это совсем не свойственно пожилым людям, но Анна Ивановна была очень молода в свои почти девяносто! Всё новое, во всех сферах жизни, интересовало её: цепкий ум, прекрасная память, остроумие - счастливая старость.
- Лет восемь до войны я познакомилась с одной женщиной. Людмилой. Ей было чуть больше двадцати лет. Очень высокая, породистая, муж мой тогда голову потерял...Не влюбился, нет! Это другое, ты ещё маленькая знать...Хотя, лучше уж от меня. Она была проституткой. Когда я узнала её, то поняла - не в деньгах дело, Мила была богиней любви! Всё: движения, аромат, волосы, глаза...она была олицетворение женщины, дикой, первобытной, что ли...
Сергей очень любил меня и не переставал любить никогда! Но я была для него - Мадонна! Почти святая... Пыталась, по совету женщин стать проще, доступней, но не нужно ему это было от меня!
Это была страсть...Мне оставалось только ждать, любовь очень легко потерять, но почти невозможно вернуть! Мы подружились с ней. Она не была наглой, пошлой продажной девкой, скорее куртизанка, умная, утончённая, прекрасная...Если уж я попала под обаяние красавицы, то что говорить о мужчинах!
Вскоре Люда влюбилась. Обычный, невзрачный...И что в нём нашла? Но голову потеряла серьёзно. Очень страдала, мужчина был женат и ничего в своей жизни менять не собирался. Мы долго не виделись, потом она пришла ко мне на работу, в сером костюме, строгая и элегантная, рассказала, что выходит замуж и с прошлым покончено навсегда. Я с грустью слушала её, мне казалось, что Люда вовсе не рада переменам, видела, как она с злым прищуром долго смотрела в окно, закусывала нижнюю губу и барабанила пальцами по столу. Жених о прошлом знал, был не молод и без предрассудков, то ли писатель, то ли поэт, богема, одним словом. На свадьбе энергично тряс щеками, отплясывая задорные еврейские танцы, был похож на пожилого дога - такой же востроухий, в старческих мраморных пятнышках, с брылями вокруг рта. Люда много пила, почти страстно целовала мужа, нормальная, весёлая свадьба.
Анна Ивановна замолчала, встала со стула и помедлив, сказала:
- У меня её фотография есть...В вещах Сергея нашла, после его гибели. Пойдём, я покажу тебе этот снимок.
Открыв маленьким ключом ящик письменного стола в бывшем кабинете мужа, Анна Ивановна достала что-то похожее на бумажник.
- Вот она...Это очень смелое фото...И прекрасное.
На плотном картоне, в тёплых коричневых тонах сепии, стояла обнажённая Мила. Никаких соблазнительных вывертов тела, манящих поз - ничего этого не было. Девушка стояла раскинув руки, чуть наклонившись навстречу ветру, будто оперевшись на него. Волосы развевались за спиной крыльями и Людмила была похожа на кариатидную ростру на носу корабля. Истинная красота в гармонии, а девушка была её живым воплощением! Ничего лишнего, на все времена...
Анна Ивановна бережно положила фотографию назад в кожаный чехол и спрятала в глубине ящика.
- Иногда представляю, как Серёжа рассматривал её, вспоминал, сокровенное накатывало тёплой волной желания...И ревности к ней нет! Никогда не было. Никогда...
- Замучила я тебя своими историями! А главное ещё впереди, - Анна Ивановна вдруг сменила игривый тон, стала серьёзной и суровой.
- Война началась. Для меня с Испании. В 38 году Сергей погиб. Через три года началось и у нас. Я не успела уехать из города, до последнего не верила, что сдадут! А потом...Мне и прятаться было негде!
Однажды, увидела мельком, как Люда проезжала в открытой машине с немцами. Нарядная, яркая, смеялась призывно! Она узнала меня, этим же вечером пришла, сказала, что мне нельзя оставаться здесь и отвезла на окраину, спрятала у каких-то спекулянтов, видимо, хорошо им платила за постой. Часто приезжал от неё мрачный, приземистый мужчина и привозил продукты.
Где-то в начале апреля 42 года, Мила приехала сама, похудевшая, с тёмными кругами под глазами, пыталась шутить, но смеялась натянуто и была похожа на сжатую пружину. Уходя, долго прощалась, пару раз обернулась с дороги и я внезапно поняла, что видимся мы последний раз.
Так и случилось. Только в сорок шестом узнала от друга, бывшего в городском подполье, что Люда добывала у немцев очень ценную информацию и именно в апреле сорок второго года была арестована и убита...
Она была удивительной в своей глубине женщиной. Как-будто закутана в десятки покровов, чем дальше - тем драгоценней. Сергей видел в ней только оболочку, яркую в своём женском соблазне, а я видела душу...Не менее прекрасную, чем тело.
Когда мой сын удачно " отдохнул" в Одессе и появилась моя внучка, я попросила назвать девочку именем Людмила. Как ни страшно это сказать, но Милка моя стала проституткой...Вот опять в ночь ушла. Нравится ей эта жизнь, бесполезно морали читать. Вот и думаю - может имя виновато? Смешно...Имя-то и не при чём! Не вижу я в ней человеческой глубины, цельности...Попрыгунья! Но я люблю её всё равно, такую, как есть. Любят потому, что - любят! И объяснения тут ни к чему...
Заболтала я тебя сегодня, иди, спать ложись. А я дурёху свою ждать буду. Скоро приедет. Настроение хорошее будет, может и поговорим...Соскучилась я по ней! Очень соскучилась.
В то утро я проспала, Анна Ивановна ушла одна, и меня разбудил звонок в дверь. Высоченная девица в тёртых джинсах и узкой футболке, втянула красный чемодан через искрошенный временем порог, швырнула в угол остроносые сабо на высоченном каблуке и с трудом открыв старинный холодильник, стала прямо из кувшина пить простоквашу.
Потом вытерла фартуком, висевшим за дверью молочные усы вместе с алой помадой и представилась:
- Милка! Бабанец меня Людочкой называет. Лю-до-чка..., - елейным голосом проблеяла девица и скосила к переносице глаза, - дурацкое имя! Каждый идиот при знакомстве: " Людмила, а где твой Руслан? Может я подойду?".
Уже войдя в маленькую гостевую спальню, вдруг хлопнула себя по лбу:
- Блин, кошка!, - и выбежав в подъезд заорала, - Иди сюда, чудовище!
"Чудовище" ,быстро вбежало по лестнице, помедлило у порога и обернулось маленькой чёрно-белой аккуратной кошечкой.
- На вокзале нашла. Хорошая девка,чёрно-белая, как моя жизнь.
Мила взяла пиалу из шкафа, налила туда простокваши и увела кошку к себе.
В квартире поселился запах странных, горько-пряных духов, табака и чего-то неуловимого, запретного...Была в Миле волнующая порочность, испорченность. Я никогда не встречала близко таких женщин, только видела их садившимися в такси у ресторанов, вокруг, как правило, гарцевали черноглазые джигиты, пузанчики, богатенькие торговцы. Иногда встречала по утрам у "Украины", уставших, бледных, с поникшими волосами, они так же уезжали на такси, втягивали в салон бесконечные ноги обтянутые модными лосинами, выбрасывая в открытое окно длинные тонкие окурки.
- Дверь, что ли я закрыть забыла? - пробормотала из прихожей Анна Ивановна, вдруг встрепенулась, принюхиваясь, - Людочка! Людочка приехала!
Бросила сумку на пол и не снимая туфель побежала в комнату внучки.
Пробыла там не долго, вышла расстроенная, но старалась не подавать виду, захлопотала на кухне, жарила яичницу с помидорами, заваривала чай...Мила вышла в коротком шёлковом халате, одновременно ела, курила, накручивала диск старого телефона, ушла не поблагодарив и оставила на столе грязную посуду.
...Когда вечером я вернулась из университета, Анна Ивановна сидела у окна на кухне, курила, пахло свежим кофе.
- Налей себе кофе, устала я сегодня...Милка ускакала...Ничего не изменилось. Ничего! Это я виновата, что она такой выросла. Имя неправильное внучке дала. Хочешь, расскажу историю?
Я только и ждала этого! Женщина не часто вспоминала прошлое. Это совсем не свойственно пожилым людям, но Анна Ивановна была очень молода в свои почти девяносто! Всё новое, во всех сферах жизни, интересовало её: цепкий ум, прекрасная память, остроумие - счастливая старость.
- Лет восемь до войны я познакомилась с одной женщиной. Людмилой. Ей было чуть больше двадцати лет. Очень высокая, породистая, муж мой тогда голову потерял...Не влюбился, нет! Это другое, ты ещё маленькая знать...Хотя, лучше уж от меня. Она была проституткой. Когда я узнала её, то поняла - не в деньгах дело, Мила была богиней любви! Всё: движения, аромат, волосы, глаза...она была олицетворение женщины, дикой, первобытной, что ли...
Сергей очень любил меня и не переставал любить никогда! Но я была для него - Мадонна! Почти святая... Пыталась, по совету женщин стать проще, доступней, но не нужно ему это было от меня!
Это была страсть...Мне оставалось только ждать, любовь очень легко потерять, но почти невозможно вернуть! Мы подружились с ней. Она не была наглой, пошлой продажной девкой, скорее куртизанка, умная, утончённая, прекрасная...Если уж я попала под обаяние красавицы, то что говорить о мужчинах!
Вскоре Люда влюбилась. Обычный, невзрачный...И что в нём нашла? Но голову потеряла серьёзно. Очень страдала, мужчина был женат и ничего в своей жизни менять не собирался. Мы долго не виделись, потом она пришла ко мне на работу, в сером костюме, строгая и элегантная, рассказала, что выходит замуж и с прошлым покончено навсегда. Я с грустью слушала её, мне казалось, что Люда вовсе не рада переменам, видела, как она с злым прищуром долго смотрела в окно, закусывала нижнюю губу и барабанила пальцами по столу. Жених о прошлом знал, был не молод и без предрассудков, то ли писатель, то ли поэт, богема, одним словом. На свадьбе энергично тряс щеками, отплясывая задорные еврейские танцы, был похож на пожилого дога - такой же востроухий, в старческих мраморных пятнышках, с брылями вокруг рта. Люда много пила, почти страстно целовала мужа, нормальная, весёлая свадьба.
Анна Ивановна замолчала, встала со стула и помедлив, сказала:
- У меня её фотография есть...В вещах Сергея нашла, после его гибели. Пойдём, я покажу тебе этот снимок.
Открыв маленьким ключом ящик письменного стола в бывшем кабинете мужа, Анна Ивановна достала что-то похожее на бумажник.
- Вот она...Это очень смелое фото...И прекрасное.
На плотном картоне, в тёплых коричневых тонах сепии, стояла обнажённая Мила. Никаких соблазнительных вывертов тела, манящих поз - ничего этого не было. Девушка стояла раскинув руки, чуть наклонившись навстречу ветру, будто оперевшись на него. Волосы развевались за спиной крыльями и Людмила была похожа на кариатидную ростру на носу корабля. Истинная красота в гармонии, а девушка была её живым воплощением! Ничего лишнего, на все времена...
Анна Ивановна бережно положила фотографию назад в кожаный чехол и спрятала в глубине ящика.
- Иногда представляю, как Серёжа рассматривал её, вспоминал, сокровенное накатывало тёплой волной желания...И ревности к ней нет! Никогда не было. Никогда...
- Замучила я тебя своими историями! А главное ещё впереди, - Анна Ивановна вдруг сменила игривый тон, стала серьёзной и суровой.
- Война началась. Для меня с Испании. В 38 году Сергей погиб. Через три года началось и у нас. Я не успела уехать из города, до последнего не верила, что сдадут! А потом...Мне и прятаться было негде!
Однажды, увидела мельком, как Люда проезжала в открытой машине с немцами. Нарядная, яркая, смеялась призывно! Она узнала меня, этим же вечером пришла, сказала, что мне нельзя оставаться здесь и отвезла на окраину, спрятала у каких-то спекулянтов, видимо, хорошо им платила за постой. Часто приезжал от неё мрачный, приземистый мужчина и привозил продукты.
Где-то в начале апреля 42 года, Мила приехала сама, похудевшая, с тёмными кругами под глазами, пыталась шутить, но смеялась натянуто и была похожа на сжатую пружину. Уходя, долго прощалась, пару раз обернулась с дороги и я внезапно поняла, что видимся мы последний раз.
Так и случилось. Только в сорок шестом узнала от друга, бывшего в городском подполье, что Люда добывала у немцев очень ценную информацию и именно в апреле сорок второго года была арестована и убита...
Она была удивительной в своей глубине женщиной. Как-будто закутана в десятки покровов, чем дальше - тем драгоценней. Сергей видел в ней только оболочку, яркую в своём женском соблазне, а я видела душу...Не менее прекрасную, чем тело.
Когда мой сын удачно " отдохнул" в Одессе и появилась моя внучка, я попросила назвать девочку именем Людмила. Как ни страшно это сказать, но Милка моя стала проституткой...Вот опять в ночь ушла. Нравится ей эта жизнь, бесполезно морали читать. Вот и думаю - может имя виновато? Смешно...Имя-то и не при чём! Не вижу я в ней человеческой глубины, цельности...Попрыгунья! Но я люблю её всё равно, такую, как есть. Любят потому, что - любят! И объяснения тут ни к чему...
Заболтала я тебя сегодня, иди, спать ложись. А я дурёху свою ждать буду. Скоро приедет. Настроение хорошее будет, может и поговорим...Соскучилась я по ней! Очень соскучилась.
Комментариев нет:
Отправить комментарий